Это моя земля

Медведникова, О. Это моя земля / О. Медведникова. – Текст : непосредственный

// Путь Октября. – 1987. – 1 августа. – С. 4.

 

   Постарел бревенчатый мост через реку Тор.

   Время белит до седины даже дерево. Елена Геор­гиевна легко ступает на настил, кивает на перила:

   — Скоро его снесут. Поставят новый, навес­ной. А жаль — он ведь многое помнит.

   Скрипят под ногами серые доски. Голубеет в щелях река. Мы взойдем по мокрой после дождя тропинке, звякнет ключ в замке, стукнет за спи­ной калитка — и откроет­ся дверь в желто-розо­вый кирпичный особняк. Этому дому у нас равных нет. Здесь — уникаль­ная, единственная в своем роде в республике Вос­кресенская картинная га­лерея, зарождавшаяся, как народная, а ныне — филиал Башкирского го­сударственного художественного музея имени М. В. Нестерова.

   Галерее — шестнадцать лет. Шестнадцать лет за­мирают перед ее карти­нами люди, уносят из ее залов свет в своих душах. Здесь рядом со стремительным, бушую­щим разливом реки Тор и Синими Венцами, что окружают Воскресенское, — Москва современная и в сюжетах истории, ря­дом с сельскими пейза­жами — Венеция и го­родские улицы… Какие картины, какие имена: Иван Сорокин — народ­ный художник РСФСР — его манера живописать неповторима, «Ночной Кремль» ярок и праздничен. Виктор Ива­нов — лауреат Государ­ственной премии СССР, член-корреспондент Акаде­мии художеств, народный художник СССР — пей­заж «Село Исады. Рязан­ская область» — это его родина. Автопортрет Ива­нова в числе лишь четырех советских худож­ников помещен в галерее Уффици во Флоренции. Петр Оссовский — лау­реат Государственной премии, народный художник СССР — его «Москов­ская окраина» — светлое и чистое воспоминание о родном уголке столицы, Владимир Стожа­ров — член-корреспондент Академии художеств, ла­уреат Государственной пре­мии СССР имени И. Е. Репина, «Северное село Важгорт» — мирно и спокойно пасутся кони на зеленой траве перед сараем, Гелий Коржев — профессор, член-коррес­пондент Академии, лауре­ат Государственной пре­мии, этюды к картинам «В дороге», «Осень», «Утро» — небольшие портреты женщин, написан­ные, кажется, так стре­мительно, словно рука не успевала за мыслью, — за ними большой мастер, Михаил Добросердов, братья Тутуновы, Надеж­да Воробьева, Виктор Бабицын, Валентин Пурыгин, Леонид Шитов — перечесть ли их всех, вы­пускников и преподавателей Московской сред­ней художественной школы, два военных года проживших в Воскресен­ском в эвакуации и в знак памяти и благодар­ности спустя годы преподнесших селу этот бес­ценный подарок — более 100 своих работ.

   В феврале нынешнего года в галерее произошло большое событие — она пополнилась еще 130 работами художников, вновь переданных ими в подарок галерее и, как пи­сал однажды П. П. Оссовский — «Дорогому серд­цу моему селу Воскре­сенскому, давшему мне путевку в жизнь». Эта работы получили в дар и привезли экскурсовод га­лереи Елена Георгиевна Баранова и ее муж парторг колхоза «Ленинское знамя» Юрий Алексан­дрович Баранов. Елена Георгиевна, — а именно она немного времени назад возобновила прерван­ные было связи с мос­квичами, нашла в них добрых друзей и помощ­ников — вспоминает мос­ковский февраль:

   — Это были одни из самых счастливых дней в нашей жизни. Художни­ки шли и шли к нам в гостиницу, мы шли в их мастерские. Помню, до­говариваемся о встрече у станции метро: «Я буду в бежевой куртке, с си­ней сумкой»… И мы спе­шим на свидание.

   Надежда Дмитриевна Воробьева, одна из пер­вых откликнувшаяся на письма Барановой и сооб­щившая много, интерес­ных сведений, подарила билеты в Колонный зал Дома Союзов, а перед концертом принесла пода­рок — портрет Ирочки Никоновой. Девочка бы­ла в эвакуации вместе о юными тогда художника­ми, совсем одна, ее все опекали, а она позирова­ла. Коржев подарил ри­сунки Н. И. Терещенко — воскресенские мальчишки, девочка в шали до бро­вей. X. А. Аврутис — три своих картины, его работ в галерее до сей поры не было. Появились две светлые картины В. А. Будихина: двор колхоза «Оборона» 1941 года; две работы А. Ф. Суха­нова воскресенской поры: «Разлив реки Тор», «Фи­гура» — и даже в них, этих юношеских работах, уже проступает сквозь линии и краски трагизм таланта художника.

   Талант — он здесь, в Воскресенском, в каждой картине. Какая радость — видеть его. Но только рядом с радостью из за­ла в зал неизменным спутником ходит горечь, покрывает уголь пепел погасших искр.

   Умер от тяжелого прис­тупа астмы известнейший, титулованный заслужен­ными званиями художник кино Борис Константино­вич Немечек — здесь, в га­лерее, его эскизы к филь­му «Чистое небо». Он не считал себя серьезно больным, работал над фильмом «Легенда о люб­ви», собирался в Тур­цию…

   На письмо Барановой ответила жена Немечека Элеонора Константиновна. Сама предложила пере­дать галерее его рисун­ки воскресенской поры. И написала, что разбирая бумаги мужа, в его ра­бочем блокноте обнару­жила запись: фамилии известных художников, их годы жизни и рядом — короткая приписка: «Надо спешить».

   Удар, еще удар — часы в галерее отмеряют ушедшее время. Как быс­тро кончается жизнь. Как неудержимо, необра­тимо катится она к пос­леднему краю. Успеть бы — д о п и с а т ь, д о с к а з а т ь, додумать. Успеть бы — оставить что-то после себя. А мы беспечны, словно мы бес­смертны.

   Умер преподаватель МСХШ Григорий Михай­лович Шегаль. В галерее остались три голубых сумеречных этюда. Умер­ла его дочь — Елена Григорьевна — Ляля Ше­галь. Осталась «Зойка» — портрет курносой девоч­ки на фоне пестрой за­навески. Умер Стожа­ров — остались кони на росистой траве…

   Один из этюдов Шегаля «У водопоя» особен­но любят старики-воскресенцы. А колодца то­го уже нет. И нет Рябовой кузницы, так мас­терски изображенной В. А. Бабицыным — инициато­ром создания галереи — на рисунке тех, военных лет. Только мальчишки все еще приносят Елене Георгиевне найденные на берегу речки Чечорки, где стояла кузница, под­ковы и колокольчики, что лились под дугу, нет церкви, в которой ис­торический факт — слу­жил молебен Пугачев. И с каждым годом вет­шает, ветшает завод, где отливали для него пушки.

   Баранова бережно по­казывает собранные в му­зее предметы народного быта, снимки:

   — Вот корзина. Деда, что ее сплел, уже нет. А она осталась — и сколь­ко же в ней сердца, ду­ши, рук человеческих. Вот табакерка. Ее жи­тель села, Десятков при­нес, сказал? «Берегите»… Вот хозяин дома, где мы сидим.

   На стол ложится фо­тография доктора владель­ца завода Пашкова — Эдгарта Карлейса. Здесь же, в комнате, на полке — его старинные книги. О Карлейсе упоминать почему-то не принято, а если и упоминают — не по доброму. Го­ворят, врач бывал груб и жесток. Но многие из старожилов ему здоровьем обязаны. И когда приш­ла революция, Карлейс не потянулся за хозяевами в чужие края, остался на родине. Похоронен он в больничном саду, под окном операционной — так завещал. А дети и вну­ки его — врачи. Целая династии.

   Елена Георгиевна па­мять хранит: о всех, чьи судьбы -часть судьбы села.

   — Так и должно быть, — она считает. — Я здесь родилась. Здесь выросла. Здесь мои родители жи­вут. Это моя земля.

   И те художники, что здесь подростками и юно­шами прожили в эвакуции два года, об этой земле, как о родной помнят, и говорят о себе: «Мы – воскресенцы». Они тоже здесь выросли: вос­кресенская пора стала решающей в становлении мальчиков и девочек, как художников, имена мно­гих из которых сегодня известий не только стра­не — миру. Это приз­нано всеми. Так, один из них — Хаим Аврутис, много лет спустя, вспо­миная, писал: «Из раз­бросанных по окраинам огромного села общежитий спешат дети воины в свой единственный род­ной дом — школу. Обор­ванные, в лаптях, в са­модельных пальтишках и куртках, с обмороженны­ми руками и лицами. …И над голодом, болезнями, утратами, над полусиротским военным отрочеством ви­тает оно, недосягаемо пре­красное и родственно близкое искусство.

   …А на базарной пло­щади провожали на фронт. Гармошки, лошади в лен­тах, расписные кошевы (сани). Вот тронулись, брякнули колокольцы. Толпа всколыхнулась, закричала, завыла, бабы бегут вслед и падают ничком в снег… Эти картины стали не воспоми­нанием только, но чем-то гораздо большим, частью моей биографии».

   Художники стремятся помочь галерее всем, чем могут. Это и подаренные работы, и теплые письма, и радость, с которой встречали Барановых в Москве. Тогда они не все смогли сделать — хо­тели отобрать в запас­никах московских музеев картины для галереи, но не смогли. Это взяли на себя москвичи. И немного времени спустя Иван Дмитриевич Архипов, — те, кто был в галерее, вспомнят его яркие линогравюры по русским былинам и сказам, оформленные им книги, уже писал: «Мы о Виктором Алексеевичем Бабицыным 14 апреля отобрали в запаснике Ди­рекции выставок на Го­голевском бульваре для Воскресенского музея раз­ные работы. Там пред­ставлено более 20 художников. Составлен протокол, но подписей под протокола­ми еще нет. Я буду сле­дить до конца за прохождением дел, и как поя­вятся новые вести, Вам напишу. Пишу письмо и пред­ставляю — какая сейчас весна в Воскресенском!».

   …А в Воскресенском те 130 подаренных бес­ценных работ до сих пор не могут быть выставле­ны. Большая их часть без  рам: просто холст, листы бумаги. И за про­шедшие полгода — не­вероятно, но это так – сотрудники музея имени Нестерова не нашли времени для того, чтобы призвести их учет и направить в Воскресенское реставратора, который оформил бы картины и рисунки для выставки. А сами работники галереи сделать это не имеют пра­ва — квалификация не позволяет.

   Так и хранится при­везенное богатство в раз­ных комнатах музея. Гос­тям картины не показы­вают — берегут.

   Пошли дожди. В одной из комнат музея, где стоит и часть картин в рамах, опять потекла крыша. Мы входим в комнату — у порога рас­текается лужа. На дворе — август. Скоро осень, а реставратора все нет.

   — Постоянно звоню в музей. Они все обещают, но, по-видимому, не мо­гут. Они приедут, я ве­рю! — это единственное, чем она может помочь картинам — милая, интеллигентная Елена Геор­гиевна Баранова: звонить, ждать и верить. Больше­го одна она сделать не в состоянии.

   Но ведь работает она в галерее не одна! Есть заведующий, Владимир Иванович Калабухов, они должны бы быть единомышленниками. Стали они ими? Баранова про­молчит в ответ, но за молчанием несогласие…

   Вновь и вновь повто­рюсь: Воскресенская га­лерея уникальна. Это очень хорошо понимают районные руководители, стремясь непременно при­везти сюда гостей всех рангов. Гости восхищаются поистине чистосердечно. Разве не свидетельство тому большая статья «У Синих Венцов Урала», появив­шаяся в «Правде» после приезда в Воскресенское корреспондента газеты, и то, что в дни, когда ху­дожнику Оссовскому была присуждена Государственная премия СССР, залы галереи, где есть и его картина, показывались па телевидению? Да, гости восхищаются и… уез­жают. Честно сказать им немного дела до кры­ши, которая течет, до того, что нет рам для картин, и полгода не едет реставратор.

   Но почему же до это­го нет дела тем, кто после гостей остается здесь и имеет в районе все возможности, силы и власть (здесь в первую очередь имеется в виду Исполком районного Со­вета народных депута­тов), чтобы решить наконец, с уфимским музе­ем вопросы о постановке картин на учет и оформ­лении выставки новых поступлений, чтобы хра­нить богатство района так, как оно того заслу­живает? Почему им нет дела до того, что в та­кой же степени уникаль­ный завод рушится, и, хотя в Москве заканчи­вается проект его рес­таврации, но от проекта до работ — всем извест­но — еще годы ожида­ния и никто с этим не торопится? Почему они идут мимо памяти, ко­торую завтра, возможно, восстанавливать будет поздно?

   Разве эта земля для них чужая?

О. Медведникова.