Бабенко, В. Красная ниточка [Текст] : рассказ / В. Бабенко
// Путь Октября. – 1985. – 23 ноября. – С. 4.
Папа, расскажи нам что-нибудь!
— О чем, дочка? Жизнь моя долгая, долгая, было ней много хорошего и немало плохого. О чем же рассказать вам? — отец задумался, потом — утвердительно качнул головой и сказал, — хорошо, слушайте!
Я всегда с нетерпением ожидала таких тихих вечеров, когда все располагает к откровенному разговору. Вот так было и сегодня.
Мама вязала, моя дочка тихонько примостилась на коленях у деда, прижалась к нему и стала рассматривать книгу.
— Мне было в ту пору, наверное, лет пять или шесть, начал отец, время было голодное, колхозов еще не 6ыло, в общем, жили мы плохо. А точнее перебивались кое-как. В соседях жила семья отцова брата, который погиб в 18-ом году от белогвардейской пули. Тетка Дарья, осталась с двумя детьми. Сыну Григорию шел уже 17-й год, Галинке — восьмой. Григорий был веселым, красивым парнем, а ещё он был очень добрым и умным.
На правах старшего брата учил он меня всему: и плавать, и ходить на лыжах. Ему доставляло удовольствие возиться со мной.
Летом Григорий делал мне дудочки и свистки, а зимой — горки и снежные катки. Вот так мы и жили. Это случилось 29 декабря. Как сейчас помню все, будто и не было этих пятидесяти пяти лет… Приближался праздник. Молодые хлопчики и девчата собирались на вечерки. Брату тоже хотелось пойти на веселье, но справить обнову было не на что.
И вот тут-то и подвернулся случай раздобыть денег. Мужики собирались поохотиться на волков. В то время за шкуру волка давали деньги, порох и крупу. Забыл еще сказать, что Григорий слыл среди молодежи и мужиков отличным стрелком. Да, стрелок он был настоящий. Собрались мужики со своей деревни, среди них был и Гриша. Я бежал за ним до конца деревни и потом долго еще провожал его завистливым взглядом.
— Мне жутко хотелось быть на его месте, — отец тяжело вздохнул. — Что было потом — я не помню. Наверное, занимался в тот день тем же, чем всегда — бегал с ребятами по деревне и радовался зимнему ясному солнышку. Но, как говорят в народе: пришла беда отворяй ворота. Так было и у нас.
Я только-только залез на печь отогреться, как на улице в наступающих сумерках послышались громкие голоса, крик тетки Дарьи, скрип саней. К нам в дом, хватаясь за волосы, причитая, забежала тетка: «Ой, Анюта, горюшко ты мое горькое, сыночек ты мой ненаглядный, орлик ты мой ясноглазый. Ой, помоги ты мне, сестрица, помоги!».
Я с ужасом смотрел на то, что происходило внизу. На дерюге внесли моего друга, моего брата Григория. Вся одежда его была в крови, он тихо стонал. Мать привычно (она могла лечить людей) завозилась возле раненого, осматривая его рану. Сосед Григория рассказывал тем временем, теребя треух: «Иван Подопригоров в болото провалился, не подойти к нему. Мы и оглянуться не успели, а Гришутка уже ползком до него добрался и ружье свое ему подал. А тот почти уже весь из трясины выполз, да видно нажал на курок ненароком и прямо в Григория».
Григорий страшно мучился, кровать стояла рядом с печью, и я мог видеть его лицо. До меня, как из далекого тумана, доносились голос моей матери, которая, перевязывая раненого, плакала навзрыд, душераздирающие крики и стенания тетки Дарьи, шепоток столпившихся в избе людей.
Я только отчетливо слышал стоны моего любимого брата и видел его страдающее лицо. Но вот в его глазах вспыхнул осмысленный свет, он прошептал, едва раскрывая свои потрескавшиеся губы: «Мам, не плачьте» Слышите, мама?». И потом неожиданно он позвал: «Васятка, подойди сюда!» — я с готовностью бросился к брату. Он поднял непослушную руку и погладил меня по голове. Потом Гриша, поискав что-то рядом с собой, выдернул торчавшую из-под по душки красную ниточку. Он опять зашептал: «Васятка, дай мне свои руки». Я подал ему обе руки, сложив их лодочкой. «Держи». Григорий дрожащей рукой положил мне в ладошки красную ниточку. И затем — совсем тихо прошептал: «Добеги до нашего сарая, но смотри, не разжимай руки, если не откроешь, то будешь, счастливым!»
Я опрометью бросился выполнять приказание брита, добежал да сарая, вернулся назад, и первое, что меня поразило — это тишина. В доме стояла горестная тишина, та не долгая, когда люди еще не поверили в непоправимость случившегося.
Григорий умер, — отец встал положил внучку на диван и вышел.
Мы сидели потрясенные только что услышанным рассказом. Вошел отец и, в полумраке от сгустившихся сумерек — раздался его голос: — Ну вот и все. Только я до сих пор не пойму, почему он так сказал. Думаю, Грише жаль было пацана, и он не хотел, чтобы я с детство видел смерть. Но только ту красную ниточку я помнил всегда, когда мне было трудно. И будто слышал слова брата: «Будешь ты, Васятка, счастливым!».
В. Бабенко.