В ту ночь темень была…

Албов, А. В ту ночь темень была… [Текст] / А. Албов

// Путь Октября. – 1971. – 27 ноября. – С. 4.

Хочу рассказать вам историю, которая произошла со мной не­давно. Правда, дома и на работе недоверчиво отнеслись к моему рассказу и многие считают, что я немного приврал. Смеются, черти: «Ты, Вася, человек с юмором». Может быть, во мне и есть этот самый юмор, но как вспомню эту историю — до сих пор вздрагиваю. А первые два дня после нее не мог спать спокойно. По словам жены, кричал во сне, звал кого-то на помощь и время от време­ни подпрыгивал на кровати при­мерно эдак сантиметров на двад­цать.

Случилось это тогда, когда еще не подмораживало, и снег не вы­падал. Шел я на работу в ноч­ную смену.  Темень – хоть глаз выколи. Дождь, слякоть, неимо­верная. Ну, улицу я не буду на­зывать, потому что таких улиц, где тьма и грязь, много в Мелеузе. Скажу только, что ко всему прочему она была еще и перекопа­на экскаватором. Иду, значит, зигзагом, потому как прямо не­возможно. Юзом затаскивает. В одном месте сапог так засосало грязью, что я чуть не шагнул дальше без него.

— Ну, Вася, — говорю, — сейчас тебе поворачивать вот сюда надо.

И только это я так сказал сам себе, как вдруг почувствовал себя в пустоте и вроде бы в невесомо­сти. Правда, невесомость быстро кончилась, и я приземлился на все четыре точки. При этом в рот мне попала густоватая жидкость не­приятного вкуса. Когда я отпле­вался, то понял, что нахожусь на дне траншеи.

— Что ж, Василь Матвеич, — опять сказал я сам себе, — бывает и хуже. Вот ежели ты летел бы вниз головой, тогда совсем другое дело…

Нисколько не потеряв присутст­вия духа, я попытался достать рукой до края траншеи, но, конечно, не достал. Впоследствии я узнал, что она глубиной в три метра. А у меня рост всего метр шестьдесят восемь сантиметров. Ну что же, думаю, пойдем вдоль траншеи, где-нибудь найду выход. Дождь поливает сверху, и ручьи стекают на меня как водопады. На небе — ни звездочки. Мне даже интересно стало: ведь все-таки приключение! А кто их не любит? Шлепаю дальше. В одном месте споткнулся обо что-то. Ощупал. Автопокрышка. Сколько времени я шел, не знаю. Не догадался по­смотреть на часы. Только показа­лось мне, что прошел уже кило­метра два. Стоп, думаю, кажется, не в ту сторону иду. Пошел на­зад. Опят споткнулся о покрыш­ку. На этот раз упал. Может быть, и дошел бы я до чего-нибудь, вот тут у меня мелькнула мысль: «Что, если ту покрышку поста­вить к стене, взобраться на нее — и я на свободе». Повернул назад. Где-то здесь должна быть по­крышка. А дождь все не переста­ет. Вроде бы и не сильный, но до чего же противный. Да и брюки что-то прилипают к коленям. Приключение мне почему-то уже не нравилось. Где же эта чертова покрышка? Нет, надо перекурить. Спички попадались без головок, и я, проклиная фабрику, бросал их в грязь. Потом догадался перевер­нуть спичку другим концом и чир­кнул. Она зашипела, мигнула красным огоньком, как светофор в тумане, и потухла. Наконец, я прикурил. Посмотрел на часы. Было двадцать минут первого. Эх, Вася, опоздал ты на работу, думаю. Тут уж мне стало не по себе. И приключение это стало казаться просто отвратительным. Нет, надо, звать на помощь.

— Граждане!

Тишина.

— Товарищи!

Какой-то пес гавкнул сочувственно несколько раз и опять тихо. Влип. То ли от моего неуютного положения, то ли от сырости, я начал дико фантазировать. Вроде того, что вот если бы здесь была телефонная будка, я, пожалуй, вызвал бы милицию.

Вдруг послышались шаги. Не помня себя от радости, я заорал:

— Товарищи! Братцы! Помогите, пожалуйста!

Наверху ойкнули разом два жен­ских голоса. Потом послышалось:

— Господи, никак грабят кого? Бежим отсюда.

И как я ни уверял, что никого не грабят и не убивают и что нужно просто помочь вполне по­рядочному человеку, не помогло. Мне стало грустно. Где же эта чертова покрышка? На работе ме­ня нет. Сейчас, Семеныч, наш бригадир, наверно недовольно дер­гает себя за ус и думает, кого по­ставить вместо меня.

Но что это? Опять послышались одиночные хлюпающие шаги. Ну, думаю, или сейчас, или до утра. Как бы ни спугнуть. Тихонечко так крикнул:

— Эй, товарищ!

Хлюпанье прекратилось. Я опять:

— Товарищ!

— Кто там? Что надо? — послы­шался мужской голос.

Я обрадовался. Слава богу, ду­маю, не перевелись смелые люди.

— Друг, выручи, пожалуйста! В траншею залетел. На работу надо, а я вот тут сижу. Никак, пони­маешь, не вылезу.

— Как же тебя туда занесло? Хотя дело не хитрое. Я сам иду и боюсь. Темень страшная. Сейчас что-нибудь придумаем.

В тот момент этот человек был для меня роднее брата. Чавкаю­щие шаги стали осторожно при­ближаться. Потом, вдруг, послы­шались частые шлепки, как будто там наверху, отплясывали чечетку и несколько слов, направленных в адрес «создателя», апостола Петра и пресвятой девы Марии. Я поинтересовался, в чем дело. Оказывается, он, поскользнувшись, чуть не вывихнул ногу.

— Слушай, друг, — сказал он, — вот здесь я наткнулся на доску. Если ее тебе спущу, сможешь по ней вылезть?

— Конечно! — восторженно за­вопил я.

— Только отойди в сторону. А то могу ее тебе на голову сбро­сить.

Я отошел в сторону и споткнул­ся о… покрышку. Со злости хотел ее пнуть и промахнулся, потеряв равновесие.

— Отошел?

— Отошел, — говорю.

— Что-то не пойму где ты. Го­лос разносится во все стороны по траншее, и я не могу определить, где ты точно находишься. Слушай, ты беспрерывно говори, чтобы я сориентировался.

— Да что говорить-то?

— Не знаю. Ну, пой что-нибудь.

Что делать? Я запел первое, что пришло в голову: «Калинка-малин­ка моя…».

Доска шлепнулась неподалеку, а я как-то по инерции все продол­жал петь.

— Ты что? — услышал я, — в азарт вошел? Доску я давно сбросил.

Пока я выбирался, мой спаси­тель говорил:

— Вот ты сейчас все канавы и траншеи проклинаешь. А зря. Нужно гордиться. Гордиться тем, что Мелеуз наш растет, ширится и строится. Это, брат, хорошо! Если уж гнуть кого крепким словом, так эго лучше тех, кто должен заботиться об освещении наших улиц, на твоем месте, я бы спе­циально ночью столкнул одного из них в траншею. Пусть до утра в потемках ползал бы.

Крепко пожав спасителю руку, я пошел домой, чтобы переодеть­ся. Когда меня увидела жена, сначала чуть не упала в обморок. Потом, вдруг, наскоком атакова­ла:

— Чертушка! Где же ты так измазался? Нахлестался!? И где это только сумел? Ведь магазины с вечера закрыты.

Что и говорить, трудное объяс­нение было, главное, находу.

На работу явился в четвер­том часу утра. Бригадир подо­зрительно уставился на меня.

— Семеныч, — сказал я, — не ду­май, что я того… Тут такое прик­лючение…

Семеныч подержал себя за ус и сказал:

— А ну, дыхни,

Я дыхнул.

— Хм, не пахнет. Интересно, чем же ты закусывал?

— Семеныч…

— Ну ладно, иди, работай, нос этим мы еще разберемся.

— И вот получил я на работе стро­гое предупреждение. Дома же­на часа три без перерыва прора­батывала. Костюм стирал сам. И все из-за того, что в ту ночь те­мень была. Луна не светила.

А. Албов.