Ерикеев, Л. О чем шумят ветры… [Текст] : рассказы о борцах за народное счастье / Л. Ерикеев
// Путь Октября. — 1963. — 31 октября. — С. 3-4.
Далеко вокруг раскинулись плодородные поля. По ним черные, словно жуки, ползут стальные кони, оставляя за собой пласты вывороченной земли. Белесой пеленой стелется дымок над Пугачевкой, что верстах в двух отсюда. Солнце, подмигнув по-осеннему из дырявой занавеси туч, снова прячется надолго. Отцветает звонкое «бабье лето».
А здесь тишина. Только шепчется дикий ковыль да шумит озорной ветер. Он все время гуляет над этим одиноким курганом и таинственно гудит в стальной ограде, словно только ему известно прошлое тех мест.
…Лето тревожного восемнадцатого года. В башкирских степях рыскали белые банды. В руках у них и оказался красный казначей, член Стсрлитамакского революционного комитета Ефим Федорович Трясин.
Он стоял перед земляками, в окружении не скрывавшего радости кулачья, прямой, гордый.
Только не было прежней молодцеватости, задора. Пшеничные усы почернели, отросла борода — следы долгих скитаний и напряжения. Но глаза горели неугасимым блеском, в них не было обреченности. Не было страха. Такой же, как и прежде, уверенный взгляд. Сосредоточенный, проницательный.
Дочь обвила ручонками загорелую отцовскую шею, отчего тоскливо сжалось сердце. Вся Хитровка стояла тут. Вон Тихон Астахов, с которым в мальчишечьи времена гоняли «чижика». Перед глазами встало нерадостное детство в Денисовке. Вечера в доме, наполненном любознательными мальчишками — отец, Федор Константинович, учил их грамоте.
Потом переезд в Хитровку. Встреча с Натальей — ладной, работящей девушкой. Семья… Война… Ранение…
Ефим оглядел сельчан. Что сказать им, чье сознание взбудораженное залпами «Авроры», стало неумолимо пробуждаться? Они ждали от него слова. Они хотели услышать голос Ефима. В последний раз.
Крестьяне и раньше слышали Трясина. Впервые узнали его с другой, необычной стороны, тотчас после февральской революции в семнадцатом. На мельнице Попова. Узнали, и удивились. Собралось тогда много мужиков — выбирали общественный комитет. Выступали те, кто имел больше. Вскоре список заполнился привычными кандидатурами: владельца, мельницы, земского начальника, станового пристава…
— Дозвольте мне!
— Никак Трясин?
— Он… Голь перекатная! — послышался ехидный смешок.
— Мужики! — взволнованно заговорил Трясин. — Кого вы выдвигаете? Тех. кто испокон веков вас обворовывал и притеснял? Нет! Теперь наша, бедняцкая власть пришла. Потому бедняков надо выдвигать, а не богатеев. По-справедливому!
И выборы начались снова. Теперь уже, по справедливости.
А потом и удивляться перестали Ефиму Федоровичу. В нем все увидели защитника бедняцких слоев, правильного человека, большевика.
— Толковый мужик, говорили земляки о Ефиме.
Новая власть стала родной матерью крестьянских масс. Но многое в ней, как во всем новом, было непонятно. Большевистская группа, созданная Трясиным в селе, и явилась первым агитатором и советчиком для сельчан. Она разъясняла, наполняя сердца уверенностью в правоту дела большевиков, выводила земляков на большую светлую дорогу.
В политической работе с людьми Ефим Федорович и сам духовно вырос, стал опытным революционером — агитатором. В Стерлитамакском революционном комитете ему доверили ответственный пост — казначея. Он был введен в состав ревкома.
А когда, словно порыв ветра, напали беляки, Трясин не успел уйти с красными. Да и нога помешала — ранение сделало Ефима инвалидом.
Теперь он стоял, бессильный физически, но неукротимый духом, весь собранный и одухотворенный… Подошел Халитов — богатей из соседнего села. Осклабился, показав желтые зубы.
— А-а-а! Попался. Теперь тебе будет «контрибуция».
Маленькие злые глаза кулака готовы были испепелить Трясина за то, что он — представитель Советской ветской власти, обязавшей мироедов выплачивать контрибуции. И еще кучка пристебаев, чета Халитову, злорадствовала, предвкушая близкую расправу.
Это они выдали красного казначея. Они указали его дом, где потом по ночам раздавались натальины вопли и глухие отцовские стоны от ударов солдатских шомполов. Это они усердствовали в подобострастии перед белым офицером, сгоняя жителей Хитровки на сход.
Холеный белопогонник бросал с коня в толпу тяжелые, страшные слова:
— Если не скажете, где Трясин, сожжем деревню или сделаем то же, что с этими двумя красными. Даю 24 часа сроку!
Эти два были хитровские — Марк Ильич Пятков и Иван Давыдович Толстенев. Члены большевистского кружка. Друзья Трясина. Они не выдали его, пожертвовав своей жизнью. Бандиты жестоко надругались над их телами, изрубив их на части.
И Ефим Федорович отдался в руки врагам, чтобы не дать в обиду своих земляков, не дать сотворить новое преступление.
Воронье ликовало. А все село с гордостью, нескрываемой любовью к земляку и горьким сожалением смотрело на него. Люди знали: он не вернется. И потому ждали его последнего слова.
Трясин понял это. Он огляделся вокруг, вдохнул полной грудью и твердо, уверенно заговорил:
— Смотрите как революционеры идут на смерть… Смертью нас не запугать. Убьете меня — на месте Трясина встанут другие! Потому что правды не убить…
И еще говорил бесстрашный человек. И люди слушали, навечно запоминая правдивые, пламенные слова.
Предатели прервали. Не дали ему договорить. Не дали задержаться в родном селе ни минуты. В тот же день его отправили в Нордовку. Оттуда — в Стерлитамак. В тех краях белобандиты и расстреляли славного сына молодой республики — Ефима Федоровича Трясина.
Дело, за которое отдал жизнь наш земляк, восторжествовало. Советская власть прочно утвердилась на русской земле. Благодарные потомки не забыли имена тех, кто первым прокладывал путь к новой жизни. Колхоз, куда входят родная деревня героя — Денисовка и село Богородское, в котором он скрывался от врагов, носит имя Трясина.
…Над маленьким курганом с обелиском шумит ветер — хранитель героического прошлого. Всякий путник или прохожий обнажает голову перед священным» словами на памятнике:
«Вечная слава борцам за Советскую Родину —
Трясину Е. Ф.
Пяткову М. И.
Толстеневу И. Д.
и трем неизвестным красноармейцам, зверски замученным белогвардейцами в 1918 году».
…Пройдут годы. Пройдут века. Из поколения в поколение будут переходить имена борцов за народное счастье, и люди вечно будут отдавать дань глубокого уважения бесстрашным героям.
Л. Ерикеев.