Незабываемые годы. Село Воскресенское – Береговка

Уральский, М. Незабываемые годы : рассказ [Текст] / М. Уральский

// За урожай. – 1957. – 27 октября. – С. 3.

Первая весна

 

        Заседание Воскресенского рев­кома затянулось до полуночи, об­суждался вопрос о разделе поме­щичьей и кулацкой земли и севе. Каждому, кто присутствовал на нем, хотелось выступить, изло­жить свою точку зрения. Сейчас говорил командир отряда Красной гвардии Василий Антонович Суб­ботин.

– Нам, товарищи, следует как можно быстрее провести подго­товку и отобрать у кулачества отруба и отдать вместе с поме­щичьими землями безземельному крестьянству.

– А чем будешь сеять? Я спра­шиваю тебя, чем будешь сеять? – послышался голос.

– Семенами, чем же еще.

– Семенами? Но ведь у боль­шинства мужиков их нет.

– Нет, так найдем, – не унимал­ся Василий Антонович. – Придет­ся пойти на контрибуцию. У ми­роедов от запасов зерна закрома трещат. Пусть излишки отдадут нам.

– Так-то так. Да как на это посмотрят мужички. Запуганы они разными слухами, да и кула­ки будут мстить.

– Чепуха, – горячился Суббо­тин. – Чепуха, друг милый. Не для того завоевалась власть, что­бы нам бояться запугиваний.

         Он подошел к стоящему в углу ведру, зачерпнул кружку воды, с жадностью выпил, потом, свер­нув козью ножку и затянувшись едким табачным дымом, продол­жал:

– Каков вывод? Завтра же на­до начинать с землицы и семян и не только здесь, но также и в других селах волости, особенно в Береговке. Туда надо послать Михаила Федоровича Понявина. Как ты думаешь, Иваныч? – обра­тился Субботин к председателю комитета Немкову.

– Твое предложение, Василий Антонович, я поддерживаю цели­ком и полностью. Думаю, поддер­жат его так же другие члены. Медлить с подготовкой к весне дальше нельзя. Яровой клин не должен пустовать. Хватит, насиделись без хлеба. Но, чтобы посеять, надо взять землю и семена у кулаков.

         Дзинькнуло оконное стекло, и увесистый камень со свистом про­летел мимо виска говорившего, ударился о стену и рикошетом от­летел к двери. Все вскочили со своих мест и первую минуту стоя­ли в немом оцепенении. Затем бы­стро выскочили на улицу, но там уже никого не было…

– Подслушивали сволочи, – про­молвил Иван Иванович Немков. – Решили мстить из-за угла. Не выйдет!

Отерев вспотевшее лицо тыль­ной стороной руки, он подошел к Субботину, – Ты, Антоныч, учти – этот слу­чай и впредь организуй дежур­ство добровольцев из отряда. А то эти гады будут идти на любую подлость.

         На несколько минут в комнате опять воцарилась тишина. Было слышно лишь монотонное журча­ние ручья, несшего свои воды к Тору, да дальний лай собак.

         Значит, договоримся так: ты, Антоныч, завтра же поедешь в Александровку и Хлебодаровку, Федорыч – в Береговку, ну а здесь займемся мы.

         Когда заседание было уже за­крыто и большинство присутствую­щих на нем собиралось разойтись по домам, Иван Иванович вдруг попросил всех задержаться.

– Не забывайте о выходке ку­лаков. Повторяю, это, так сказать, предупреждение с их стороны. Будьте осторожны и бдительны. Все мы нужны для большого дела.

        Спотыкаясь и не замечая весенних луж, по большаку спешил человек. Не доходя до каменного моста, он свернул влево и, добравшись до изгороди перемахнул в сад Петра Алексеевича Лебедькова. Послышалось злое рычание цепных псов, потом скрипнула дверь, и из темноты ночи хриплый голос тихо спросил:

– Алексей, ты? Долго застав­ляешь ждать себя…

– Хотелось послушать до конца.

– Ладно… Потом расскажешь. Заходи.

         Пройдя темные сени и комна­тушку, Алексей очутился в ярке освещенной горнице. За столом с переливающимся на все голоса самоваром, обильной закуской и графином самогона сидело не­сколько человек, внимательно слу­шая попа Филимонова. Большие окна были завешены одеялами. Заметив вошедшего, Филимонов вскочил со своего места:

– Ну садись, садясь, чадо, да повествуй.

– Погодь, Ляксей, – вмешался – Василий Бычков, – сначала выпей, да закуси ветчинкой… Поди устал.

         Опрокинув стакан и держа в руке ветчину, Алексей приступил к рассказу.

– Комиссаришки решили ото­брать наши отруба и передать их мужикам… Думают сеять.

– Чем? Золой что ли из печ­ки? – опять захихикал поп.

– Нашими семенами, батюшка.

– Что, что ты сказал?… Фу ты,.. Шутишь, Алешка… Да кто им даст свое добро? Я что ли? На­кось, выкуси! Он засучил широ­кий рукав подрясника, помахал в воздухе волосатым кулаком, за­тем сделал фигу из трех пальцев и с озлоблением поднес к Алешкиному носу.

– Да ты не горячись, батя. Сядь лучше да послушай. Выпив еще стакан самогона, Алексей рассказал все то, что услышал под окнами ревкома, умолчав лишь о брошенном камне.

– Н-да… Положение серьез­ное, – придется рыть ямы да прятать зерно.

– Ты думаешь возьмут?— спросил недоверчивый Василий.

– Нет, Вася, оставят… Хе-хе-хе… Не на тех напал.

– Пугануть бы их как сле­дует, чтобы штанов не надели.

– Погоди быть пугалом. – вклинился в разговор хозяин дома, ходивший из угла в угол. – Запомни, теперь они бу­дут командовать нами.

– Что же делать?

– Что делать? Дать им немно­го зерна. – Нате, мол, сейте. Для новой власти ничего не жалко. – Да и мужики – свои же. односельчане.

– Отдать свое добро голопу­зым, отдать за так? С ума ты сходишь Ляксеевич, – ерзая на стуле, промолвил Бычков.

– Наоборот, делаюсь хитрее. Садись, Василий, садись и ты батюшка, садитесь все да по­слушайте меня.

         Все  уселись вокруг стола.

– Позавчера из Мелеуза ко мне приезжал знакомый чело­век и по секрету сообщил, что со дня на день там ожидают большой отряд атамана Дутова.

– Слава тебе, господи, – забор­мотали все.

– Так вот… с комиссаришками спорить пока не стоит. Пусть сеют. Зерна мы дадим. Не будем держаться и за отруба. Не нын­че так завтра они опять будут нашими. Только засеянные. По­няли?

– Вот голова… Не голова, а клад. Выпьем же за твое здо­ровье, Петр, – разливая по ста­канам самогон, бормотал кто-то.

         Долго еще делился своими планами Лебедьков и только пе­ред рассветом, когда пропели вторые петухи, гости разошлись по домам, унося с собой затаен­ную радость к ожидаемым изба­вителям и жгучую ненависть к тем, кто нарушил вековой уклад их жизни.

(Продолжение следует)

 

Уральский, М. Незабываемые годы [Текст] / М. Уральский

// За урожай. – 1957. – 30 октября. – С. 3.

(Продолжение. Начало см. в № 130)

 

Проснувшись и вскочив с по­стели, Илья Петрович Коннов аппетитно зевнул, прошелся по избе и, подойдя к глиняному умывальнику, долго умывался хо­лодной колодезной водой.

– Вот привязался, – заметила жена, возившаяся около печи. – На гулянку собираешься что ли?

– Хуже, мать, хуже чем на гу­лянку.

– Ты лучше занялся бы хозяй­ством. Последнюю чашку муки сегодня израсходовала в квашню, да и дров нет. Топишь кое-чем…

         На церкви ударили в колокол, и мелодичные звуки меди поплы­ла над селом, зовя верующих к заутрене. Ворчавшая Аннушка выпрямилась и трижды перекре­стилась, творя молитву.

– Ну как, легче стало?, – улыб­нувшись, съязвил Илья. – Ох, и богомольная ты.

– Будет скалить зубы-то.. На­чальник… Сельская власть, а семья с куска на кусок переби­вается, из нужды не выходит.

– Дай срок, Анюта… Малость потерпи. Такое сейчас время. Вот немного наладимся, тогда заживем по-человечески. Поняла что ли?

– Нечего мне понимать. Эту болтовню давно слышала, а что толку? Завтракай, да иди туда, куда собрался…

Сидя за столом и обжигаясь разваристой картошкой, Илья го­ворил:

– Нет, Аннушка, как видно, ты ничего не поняла. Мало завое­вать власть, надо еще закрепить ее. Для этого же нужно время. Сейчас землю необходимо раз­дать безземельным мужикам, за­сеять, вырастить урожай. Вот ты жалуешься на свое горе, на свою нужду. Да разве она только у тебя?

Слушая мужа, Анна сидела за­думчивой. Она знала, что Илья прав.

– Ну ладно…

Он вылез из-за стола и,   одеваясь предупредил: – Рано не жди. Приду как всегда.

         Придя в ревком, Илья Петрович собрал его членов и напомнил о вчерашнем решении.

– Никакой жалости, – преду­предил он. – Сегодня же зерно должно быть на складе.

– Будет сделано, Петрович, ма­ху не дадим. Проводив людей, Илья Петрович сел за подготовку к сельскому сходу, но скоро вы­нужден был прекратить это заня­тие. Тяжело дыша от быстрой ходьбы, в комнату ввалился Васи­лий Иванович Седов.

– Вы что же разорить решили меня? Где ж я возьму вам сто пудов зерна?

– В своем амбаре, где же еще.

– Хым… в амбаре… Да там, мил человек, вошь на аркане, бло­ха на цепи… Нет у меня зерна, нет. Делайте со мной, что хотите, а выполнять… э-э… эту самую контрибуцию я не буду.

– Попробуйте не выполнить. Шутить мы не намерены.

– Угрожаешь! Смотрите, как бы не пришлось каяться.

– Гражданин Седов! Если сегод­ня же вы не сдадите на склад зерно, применим силу… Можете идти.

Выходя из ревкома, Седов столкнулся с Николаем Алексее­вичем Лебедьковым.

– Дожили до золотых деньков, Василий,—кричал он, брызгая слюной.—Средь бела дня грабят, потом, кровью нажитое отбирают.

– Терпи. Бог терпел и нам велел.

– Да лучше сжечь свое добро, чем отдавать комиссаришкам.

– Молчи, – одернул его Седов – Услышат—беды не оберешься.

– Да плевал я на них.

– Вот придут наши, тогда и плюй.

– Нет, я сейчас плюну… Я еще покажу им кузькину мать, я им покажу…

         Оттолкнув Седова, он хотел было броситься, в помещение, но увидев шагавшего за парой гру­женых подвод Петра Алексеевича, Лебедьков оторопел от неожидан­ности.

– Глазам не верю, – бормотал он. – Ляксей, ты ли это?

– Не видишь что ли? – зло за­метил тот. Вот зернышко везу в общественный склад.

– Разрази бог, ничего не пони­маю… Погоди. Остановив лоша­дей, Петр дождался своего односума и, поздоровавшись, спросил:

– А ты что медлишь?

– Смеяться решил?

– Зачем смеяться… я серьезно…

– Быстро же обработали тебя комиссаришки,   .

– Никто не обрабатывал меня.

– Стало быть, добровольно сдаешь зерно?

– Слушай внимательно и делай то, что посоветую.

Понизив голос, Петр рассказал то, о чем договорились они вчера.

– Понял? Тут надо действовать умно.

***

Поведение кулаков показалось Коннову подозрительным. Он ожи­дал всего, только не этого.

– Нет ли тут подвоха, какой-нибудь подлости, – думал он. – На­до посоветоваться с ребятами.

– Собрав членов ревкома, Илья поделился своими подозрениями.

– Добровольная сдача зерна большинством кулаков таит в се­бе какую-то каверзу… Тут, что-то загадочное, – говорил он. – Надо быть поосторожнее.

– Напрасно тревожишься, Илья, – перебил его Малафеев. – Нечего страшиться… Нам надо радоваться, а не пугаться. Нако­нец-то мироеды почувствовали в нас силу.

Так-то – так, а все-таки меня берет сомнение. Нужно быть на­стороже и присматриваться к каж­дому шагу врагов.

         Опасения председателя ревкома Коннова скоро подтвердились. Воз­вращаясь как-то ночью с Нугуша, т. Кондалов встретил челове­ка, ехавшего верхом. В нем он узнал Максимку Козла.

– Ба, Максимка! Далеко ли дер­жишь путь… В такую ночь спать бы, а ты полуночничаешь. Давай-ка закурим.

– Тороплюсь, Федор, – слезая с лошади, говорил Максимка. – Дело у меня в Мелеузе… Ну, пони­маешь, срочное. До утра надо поспеть.

– Какое же дело-то? – не уни­мался любознательный Кондалов. – Может быть, расскажешь?

– Ох, и шутник же ты, Федор. Да разве о нем можно говорить любому и каждому.

– Ты вот что, не виляй хвостом… Ишь ты, кулацкий ублюдок… Го­вори сейчас же, зачем едешь в Мелеуз, не то пристрелю, как со­баку.

Он вынул из бокового кармана поддевки наган и, помахав им перед носом оторопевшего Мак­симки, добавил:

– Видел штукенцию-то?… Ну, а коли видел, так выкладывай.

Перепуганный до смерти Мак­симка кинулся было в сторону, но проворный Кондалов прегра­дил путь и, ухватившись за груд­ки беглеца, прошептал:

– Долго я буду возиться с то­бой? Скажешь, или нет?

– П-п-и-сьмо везу… Петр Ляксеич послал.

– Где оно? Ну?

         Расстегнув пиджак, Максимка запустил руку во внутренний кар­ман и вытащил вдвое сложенный конверт.

– Вот… Только тут нет ничего особенного.

– А это мы посмотрим, – беря письмо, пробурчал Кондалов и, пряча его в шапку, посоветовал:

– Ну, что ж, езжай… Больше ты мне не нужен… Хотя постой. Лебедькову скажи, что письмо отдал по назначению. Понял? То-то же.

Придя домой, Федор зажег коп­тилку, присел к столу, распечатал конверт  и  вытащил, небольшой клочок исписанной бумаги. “Дорогой сват! –

Все мы готовы к встрече своих избавителей, как только появятся они в Мелеузе, ты постарайся за­свидетельствовать наше глубо­чайшее уважение к ним. Пусть обязательно побывают у нас и наведут расправу над комиссаришками. В долгу не останемся. Несколько слов о контрибуции на хлеб. Многие из наших не стали спорить супротив нее. Пусть сеют. Все равно ведь скоро наше опять будет в наших закромах. Ну, будь здоров.

С приветом Петр Лебедьков”.

– Ах,сволочи, – прошептал Федор, дочитав письмо. – Решили, значит, играть в кошки и мышки. Прики­нулись покорными. Прав был Илья. Ну, погодите же…

         На улице пропел петух, снача­ла один, потом другой, третий, и скоро все село огласилось пету­шиным криком.

– Долго же я провозился с этим поганцем. Уже светает. Вздремнуть что ли малость?

         Потушив мигушку, Федор, не раздеваясь, улегся на лавку и че­рез минуту в избе раздался его храп.

 

***

         Вместе с солнечными лучами в открытые окна ревкома врывалась утренняя прохлада, слышалось веселое щебетание скворцов и озорной крик ребятишек.

         Сидя за столом, Илья Петрович внимательно слушал Федора.

– Теперь убедился… Не зря, значит, я говорил вам…

– И кто бы мог подумать, Ива­ныч… Разве все предусмотришь.

– А ты как думал? Сейчас именно надо быть предусмотрительным.

– Что же теперь делать? Мо­жет быть арестовать кое-кого из кулаков?

– Пока нет нужды. Запомни, ни о письме, ни о их надежде мы не знаем… Пусть радуются и ждут избавителей, а мы будем гото­вить своих людей. Чем чёрт не шутит…

На минуту в комнате воцари­лось молчание.

– Что слышно из Александровки и Хлебодаровки? – спросил Комков.

– Антоныч сообщает о том, что дела идут успешно. Семена  найдены, земля роздана и на  полях идут работы.

– А как с Береговкой? – Оттуда ничего не слышно… Ты же знаешь, Федорыч болен.

– Странно, очень странно. Надо проверить.

         В дверь просунулась кудла­тая голова дежурного красно­гвардейца.

– Илья Петрович, тут тебя спрашивает человек.

– Пусть войдет.

         В комнату вошел небольшого роста мужчина. Поздоровав­шись, он попросил закурить.

Федор достал кисет с бумагой и передал незнакомцу.

         Свертывая цыгарку, тот рас­сматривал сидящего за столом Коннова.

– Не ты ли будешь председа­телем ревкома?.. Так… Значит ты…

– Не тяни, – заметил Конда­лов. – Откуда будешь?

– Я-то? из Береговки.

– Неладное что ли стряслось там?

– Неладное, неладное, мил че­ловек… Кулаки, значит, восста­ли… Супротив Советской власти.

– Кулаки восстали? – пере­спросил Илья Петрович, – про­тив Советской власти?

– Вот именно, – продолжал незнакомец. – Нужна ваша по­мощь.

– Федор, немедленно отзови Василия Антоновича, подгото­вить отряд к походу и собери членов ревкома. Да не мешкай

– Кондалов опрометью выбе­жал из комнаты. Скоро, со дво­ра послышался его зычный го­лос.

– Ты, Максим, сходи к Антонычу… Чтобы к вечеру был здесь. А ты, Петро, сейчас же собери отряд и членов ревкома… Ну,   бегом.

(Продолжение следует).

 

 

Уральский, М. Незабываемые годы [Текст] / М. Уральский

// За урожай. – 1957. – 15 ноября. – С. 2.

 

Часть 3

 

         Председатель Береговского местного Совета Федор Николае­вич Кувайцев побеседовал с бед­нотой о разделе кулацких зе­мель и договорился о сельском сходе, который состоялся в один из воскресных дней марта. На сходе присутствовали кулаки. Когда речь шла вообще о по­душном разделе земли, они си­дели и молчали, но как только вопрос встал – об отрубах, кулаки сразу взъерошились.

– Не дадим землю! – закрича­ли они.

         Беднота настаивала на своем. Тут же на сходе после серьезно­го шума кулаки с помощью не­устойчивых крестьян выступили против активистов. В действи­тельности, это было кулацкое восстание. Начались избиения сторонников Советской власти и активистов. Серьезно пострадал в этой борьбе Федор Николаевич Кувайцев. После схода мать и жена нашли его на берегу р. Бе­лой и под покровом ночи при­несли домой. Он был очень силь­но избит. Утром следующего дня кула­ки жестоко расправлялись с другими активистами и считали, что с Кувайцевым раз и навсег­да покончено, но потом узнали, что на берегу его нет.

– Значит, не добили, – говорил Павел Устимов своим единомыш­ленникам Ивану и Василию Мо­ховым.

Федора Николаевича настой­чиво искали с тем, чтобы его убить.

– Пока не поздно, надо пере­вернуть всю его избу, но най­ти – злобно заявил Устимов.

На следующую ночь после этого разговора снова в дом председателя местного Совета пришли Афанасий Кувайцев и Михаил Мохов.

– Где муж? – грубо спраши­вал Афанасий жену Федора Ни­колаевича Екатерину.

– Не знаю, сама посмотрела бы на него._

– Врешь! – Говори, или всю твою душонку измотаю.

– Не знаю! – твердо заявила жена председателя.

– Ах, так! Получай же – и подкупленный кулаками Афа­насий ударил в лицо Екатерину. Она пошатнулась и упала на пол.

– И что привязались? – всту­пилась за сноху мать Федора, лежавшая на  печи.

– Так и ты дома, старая ведь­ма. Говори, где сын?

– Спроси у господа бога.

– Ладно… Михаил, помогай, что стоишь, как пень.

Афанасий шагнул к деревян­ной кровати, сбросил на пол соломенный тюфяк с самоткан­ным одеялом, несколько раз тряхнул стоявший рядом сун­дук, заглянул в печь и подпечек. Там он обнаружил новень­кую винтовку японского образ­ца, принесенную Федором с фронта.

– Михаил, слазий-ка в под­пол. Там он, коли оружие дома.

Мохов открыл половицу, схва­тил со стола коптевшую лампешку и с проворством кошки скрылся в темневшем отверстии. Через минуту раздался его ис­пуганный крик.

– Так ты еще кусаться… Вот тебе, вот…   Кар-раул,  удушит!

– Держа винтовку наперевес, Афанасий кинулся к открытому подполью, но дорогу прегради­ла Екатерина. Оправившись от удара и поднявшись на ноги, она кинулась на врага.

– Не пущу… Слышишь, сата­на, не пущу.

– Я тебе дам не пущу… яте…

Афанасий не договорил. Груз­ный и неповоротливый, он осел на пол.

Улучив минуту, он припод­нял винтовку и с силой ударил прикладом Екатерину.

         В подполье продолжалась борь­ба. Напрягая последние силы, Фе­дор колотил своего противника. Наконец, тот, охнув, повалился на землю.

Федор кинулся к отверстию, торопясь на помощь жене, но.. раздался оглушительный выстрел, голову обожгло что-то горячее, и безжизненное тело обратно сва­лилось в подпол.

 Бросив винтовку, Афанасий выбежал во двор, перелез через из­городь и огородами побежал к своему дому. Через одну-две ми­нуты за ним последовал Михаил Мохов.

         Печальная весть  об  убийстве Ф. Н. Кувайцева  утром  быстро разнеслась по деревне.

– Погубили проклятые лучшего борца, – говорили бедные люди. Кулаки радовались. Они жестоко расправлялись с другими активистами. В течение нескольких дней все было в их руках.

         Со стороны Красногорки поя­вилось несколько всадников, сре­ди которых ехал Василий Суббо­тин. Это был отряд красногвар­дейцев, посланный Воскресенским ревкомом для подавления кулац­кого восстания в д. Береговке.

         Красногвардейцы расставили посты, чтобы никого не выпускать из деревни. Но улицы были пусты. Несколько всадников с т. Субботиным направились к по­мещению местного Совета, но и здесь никого не было. Увидев красногвардейцев, скоро сюда прибежал один из членов Совета. Он рассказал о всех событиях, которые произошли в Береговке. Субботин дал распоряжение аре­стовать зачинщиков восстания и привести в Совет.

– Их отправим в Стерлитамак и будем судить, – сказал он в заключение. Отряд красногвардейцев с. Воскресенское и Верхотора навел порядок в д. Береговке, и после этого снова началась рабо­та по установлению власти в де­ревне.

         Во время кулацкого восстания погиб один из лучших борцов за революцию, чуткий, отзывчивый товарищ, председатель местного Совета Федор Николаевич Кувай­цев. Он погиб за счастье наших дней, за светлое будущее.

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *