Пильнов, М. Хотите, верьте, хотите — нет [Текст] / М. Пильнов
// Путь Октября. – 1971. – 30 декабря. – С. 4.
Мои приятели сказали:
Сиди и не двигайся. Заяц сам набежит на тебя, и его тебе тогда останется, как говорят бывалые охотники, только хлоп — и в сумку.
— Да не верти головой, — напутствовали они меня, словно молодей мамаша, отправляя ребенка первый раз в первый класс.
Друзья еще дали мне несколько полезных советов, и скоро их белые балахоны растаяли в снежной белизне.
После их ухода на загон я осмотрел прогал оврага, на который, по теории вероятности моих единомышленников, должен выскочить заяц, прикинул расстояние до отдельных предметов и, сбросив лыжи, не торопясь, подсунул их под себя.
Потом снял рукавицу, вытянул на уровень возможного выстрела ружье, и, прижавшись к осине, пустился в блаженные размышления.
Должен сразу оговориться, размышлять в уединении было моей слабостью. Вот и сейчас в голове всплыла картина сборов на охоту. Друзья в полном боевом снаряжении нетерпеливо топтались у крыльца дома, а я и моя жена никак не могли отыскать маскхалата. До отхода автобуса оставались считанные минуты.
Уже на ходу она сунула мне в вещмешок сверток с едой.
Мы свернули к автовокзалу, когда к великому неудовольствию моему и своих друзей я вдруг обнаружил, что забыл патронташ.
Один из моих товарищей не выдержал и даже сплюнул.
Но друзья, как говорится, познаются в беде.
— Вернись! — крикнули они. — Возьмешь патроны у нас.
И если бы в эту минуту с нами рядом оказался Ашраф-агай, он обязательно сказал:
— Пути не будет, а не будет пути — не будет и удачи…
Интересный этот человек, Ашраф-агай. С его слов, он редко когда не поражал цель. Мы, правда, придерживались другого мнения, но старались не обижать старика. Зато послушать его рассказы — одно удовольствие. Одним словом, был Ашраф-агай, как говорят у нас в любительском обществе рыбаков-охотникив, — большим художником слова. Й нам, молодым охотникам, не всегда удавалось определить в его рассказе границы между правдой и выдумкой.
Зато после его очередного охотничьего эпизода у нас от смеха всегда покалывало в боках.
Конечно, мы тоже не всегда оставались только слушателями. Нередко подтрунивали над стариком. Предметом безобидных шуток чаще всего служили его лыжи. Даю гарантию: таких лыж в Мелеузе больше ни у кого нет. Старые, потрескавшиеся, с разогнутыми носами, они чем-то походили на своего владельца. Одна лыжина со стороны пяток состояла только из половинки. Обе, для скрепления, были обиты белым железом, из которого делают на консервном комбинате банки для сгущенного молока. Зато и гнулись, и скользили бабаевы лыжи не хуже наших.
Как-то раз Ашраф-агай оказался на своих скороходах впереди нас. Спускаясь с уклона, он сделал вираж — и, круто развернувшись, исчез в прогалине заросшего лесом оврага.
Только обладая чутьем легавой, мы сразу поняли, что здесь что-то не то, и взяли его след.
Наткнулись на него буквально за горой. Он сидел на лыжах и, попыхивая самокруткой, перематывал портянки. Рядом, у ног, торчала в снегу двустволка. Вдоль лыжи явственно проступали отпечатки заячьих лап.
След обрывался прямо под бабаем.
— Сейчас куяна живьем брать будем, — сказал он гордо, и, поднявшись, оглянулся назад. Торжество сменилось отчаянием. Пробормотав слова, которых не встретишь ни в одной литературе, он схватил ружье и бросился в погоню.
Только тут мы поняли, как ловко обвел заяц бывалого охотника. И не только обвел, но ударил по его престижу на глазах молодых охотников.
А дело было так. Наткнувшись на косого, старик погнался за ним. Тот то ли со страха, то ли от мудрости юркнул в снежную нору. Ашраф-агай не спешил с пленением ушастого, принялся перематывать портянки. А тем временем заяц, не будь дурак, пробил толщу снега с другого конца — и был таков, оставив на память Ашраф-агаю вместо автографа отпечатки своих лап.
Случались со стариком и другие конфузы. О всех не расскажешь.
По больше всего он любил прихвастнуть меткостью стрельбы. А когда, бывало, «мазал» на наших глазах, как бы в оправдание говорил:
— Дробь не та! Или — пороху не досыпал…
За мыслями так и бежало незаметно время. Вот уже слышны голоса моих товарищей. Я стал весь внимание.
И тут на прогал выскочил беляк. Он скакал не спеша, совсем не чуя опасности. Грянул выстрел, заяц вначале подпрыгнул, а потом ошалело бросился бежать.
Ноги сами подхватили следом за ним. Заяц был ранен. При каждом прыжке из него, словно из шприца, выбивала алая струйка. Так продолжалось километра два.
Но вот алые пятна стали попадаться реже. А на одной из лежанок на снегу оказался большой клок заячьего пуха. После этого пятна на снегу вообще исчезли.
Выбившись из сил, я вернулся к товарищам. Они выслушали мой рассказ и не без иронии заключили:
— Все понятно — дробь не та!
И уже подъезжая к городу, один из моих друзей не удержался и опять съязвил:
— А сумки с красным крестом ты на длинноухом случайно не заметил?
Видя мое недоумение, сам же ответил: ,
— По всему, похоже — не разглядел. Я к тому, что заяц-то того, с роковским образованием… Вырвал, клок собственной шерсти и заткнул рану.
Теперь я боюсь одного, как бы обо всем этом не узнал Ашраф-агай, у которого от такой охотничьей новости со смеху может разболеться живот.
М. Пильнов.