История ДОКа глазами ветеранов
/ В. Масагутова, Н. Гетман, К. Бекетова. – Текст : непосредственный.
// Путь Октября. – 1999. – 29 июля. – С. 3.
Ветераны, пенсионеры, первостроители ДОКа, рабочие и специалисты, осваивающие его производство совсем в иных условиях труда — цехи комбината располагались под открытым небом, а его территория напоминала скорее «поле битвы», это сегодня ее всю можно обойти в модельных туфлях, она разбита газонами и клумбами, а во время перерыва можно отдохнуть у фонтана, — они составляют особый «золотой фонд» предприятия, который ценят, уважают и чтут. Генеральный директор ЗАО «Мелеузовский ДОК» 3. С. Гатауллин считает, что иначе к старшему поколению относиться нельзя — всем жить в одном городе и смотреть друг другу в лицо. Не зря нас в свое время учили снимать перед старшими шапку. А ветераны с каждым годом уходят все чаще, а с ними часть истории, «аромат» эпохи… Прислушаемся же к ним.
Первыми забивали колышки
На комбинат я пришла задолго до его строительства. В 1947 году устроилась на строительный участок в СМУ «Башуглеразрезстрой» в качестве разнорабочей. Участок этот находился там, где сегодня ПМК-14, и занимался обустройством кирпичного завода. Потом его перебросили на строительство ДОКа. Было это в начале 1949 года. Кстати, здесь меня назначили бригадиром разнорабочих. В будущем жилпоселке ДОКа мы собирали щитовые бараки, за щитами ездили аж в г. Кумертау, или как его тогда называли — Бабай.
Что касается самого ДОКа, то моя молодежная бригада, будучи подсобной у плотников, первой «забивала» колышки под столбы для заборов по всему периметру. Мы копали лопатами ямы, устанавливали в них столбы, засыпали землей, подносили прожилины с досками, а плотники ладили забор. Кстати, доски на эти цели доставлялись из Кумертау на лесовозах и просто на бортовых машинах. А так как моста через Каран не было, то их прямо на берегу и сбрасывали. И мы, девчонки — Г. Архипова, Г. Михайличева, П. Цирькова, Ф. Ишмухаметова, Ф. Сафареева и другие мои подружки доски эти на себе несли через речку к местам строительства. Тут бы можно сказать и о том, как нас посылали в Ировку на сплав. Комбината еще не было, а лес приплавляли и выгружали на берег все лето и до глубокой осени.
Не раз направляли на разгрузку вагонов с лесом в железнодорожном тупике ст. Каран. Часто тряслись в кузовах самосвалов, перевозивших бетон. Надо ли описывать, сколько трудностей приходилось испытывать на каждом шагу. Да если сюда добавить, что и одеты-то мы были кое-как (война ведь только окончилась) и в узелке с едой на обед были хлеб, да картошка и что единственным спасителем в этой обстановке была наша молодость, да трудовой энтузиазм. Все мы жили мечтой, что завтра будет лучше, что вот получим в конце месяца расчет и розово-голубая мечта сбудется: купим новые платьица, лакированные туфельки и будет в чем вечерами на «топтагонах» на танцах поражать своей неотразимостью наших кавалеров. А фактически на эти танцы натягивали на себя все те же брезентовые штаны, «украшая» их белой кофточкой, что нисколько не уменьшало нашей привлекательности, подчеркивая, что мы рабочий класс. Мы любили всё: и танцевать, и петь, и выступать с концертами художественной самодеятельности, заниматься политучебой и даже посещать занятия в парашютном кружке. Вот такие мы были, комсомольцы 50-х, строившие комбинат. Здесь я получила настоящую путевку в жизнь.
В. Масагутова.
36 лет — на одном предприятии…
В декабре 1952 года я устроился на работу в столярный цех только что вступившего в строй деревообрабатывающего комбината. В то время на ДОКе фактически работал каждый третий мелеузовец, после молочноконсервного завода это было самое внушительное в нашем поселке предприятие. Приставили меня учеником к очень мастеровому человеку — Федору Григорьевичу Калиничеву.
— Вот тебе верстак, ножовка, стамеска, рубанок и заготовка. Следи за моими движениями и начинай шлифовать…
К этому времени как раз поступил заказ на изготовление оконных переплетов для строящейся на жилпоселке школы № 5. Замечу, что все приходилось делать вручную. Каждую деталь раз пять замеришь, подгонишь, прежде чем начнешь выпиливать, долбить и уж только потом — собирать. Процесс долгий и сложный, если учесть, что те же форточки на два стекла приходилось выкраивать из горбыльков. Об этом я вспоминаю всякий раз, когда прохожу мимо школы.
Я работал на пару с Иваном Узеневым. Рядом гнали стружку Брежневы, целая рабочая династия. Работали в две смены, чаще всего с мастером с большой буквы Василием Васильевичем Чиглинцевым, у кого мы набирались опыта. Их, наших наставников, многих уже нет в живых, но жива о них добрая память.
Шло время. Постепенно цех стал оснащаться станками. Вот здесь и подстерегла меня беда. Не сказать, что нас не обучали правилам техники безопасности, просто однажды работая на фрезерном, исправляя ошибку звеньевого, отвлекся мыслями и двух пальцев — как ни бывало. После возвращения из больницы послали в отдел технического контроля, затем на учебу в г. Кизил на мастера. Через год вернулся домой и был назначен мастером заготовительного отделения. В этой должности я пробыл три года. Начальником цеха в то время был Николай Ильич Панин, после его ухода меня назначили на его место.
В начале 60-х, в бытность директора Дорофеева, была команда внедрять безцеховую структуру и меня утверждают старшим мастером. Смена вначале насчитывала примерно 30 человек, а впоследствии выросла до 100. Как и в прежние годы, главной продукцией оставались дверные и оконные блоки. Вспоминается один примечательный случай. Летом 1957 года ДОЦ встал «на прикол», замер. Кончилась древесина. Лес, сплавляемый по Белой, застрял далеко в верховьях. И мы всей сменой, заготовительным коллективом, вместе с лесопильным, срочно отправляемся в п. Кага, что ниже Белорецка, разбирать заторы. На этой экстренной операции мы пробыли 1,5 месяца. Все это время столярка в Кумертау, Маячное, Пятки, да и на свои объекты, где строились жилье, производственные цеха, не поступала. Не трудно представить, какой был шум. Плановая система не считалась ни с чем, даже с тем, какой ценой доставлялся лес, выгружался, и подавался к пилорамам, а от них — к нам, в деревообрабатывающий цех.
Внедрялось новое, более совершенное станочное оборудование, мы набирались опыта, работать становилось легче. В 1968 году меня переводят в контору начальником ПТО. Мне очень не хотелось расставаться с коллективом. К новой своей должности привыкал с трудом, бумажные «джунгли» хоть и были сотворены из того же дерева, но не пахли таким ароматом, каким был напоен столярный цех. А еще труднее было расставаться в людьми, с кем ты когда-то здесь начинал — с ножеточем Романом Феофановичем Ерышкиным, его когда-то учеником Григорием Андреевичем Туманиным, станочницами, работавшими на фрезерах, Евдокией Поздняковой, Александрой Семеновой, Марией Максимовой — все они дороги моему сердцу. Вот так все 36 лет на одном предприятии, 20 из которых — в производственно-техническом отделе.
Н. Гетман.
В сушильном цехе
На комбинат я пришла в 1953 году, когда вся наша семья в поисках призрачного счастья переехала жить в Мелеуз. Устроилась лаборантом сушильного цеха, а был он самым обычным зданием со стенами, полом и потолком и подведенным паром от стоявшего за лесопильным цехом локомотива. На голый пол, через прокладки в 6 штабелей, руками 8-10 женщин вручную укладывались для сушки доски. В каждом штабеле примерно от 6 до 8 кубометров тяжелых, сырых досок. Бедные бабы, откуда. у вас только силы брались, сама удивляюсь. Многие не выдерживали, и, отработав месяц после подачи заявления, увольнялись, а на их место, гонимые нуждой, заступали новые. Я, наверное, в этой среде – самая -самая, отработала здесь 23 года.
После относительного режима сушки (у нас первоначально не было даже термометров) высушенные «на глазок» доски направлялись в столярный цех. С пуском котельной улучшилось теплоснабжение и качество сушки. К этому времени «разжились» термометрами и сами их вмонтировали под стекло в окошечках камер. И теперь уже точно знали, сколько там, за стеной, на ртутном столбике: 70 или 94 градуса.
Позднее смонтировали траверсные пути и саму линию подвели к пилораме и все шесть камер стали загружаться с помощью лебедки крана «Пионер». Так постепенно все трудоемкие процессы стали перекладываться на плечи машин. Позднее заводские умельцы сконструировали погрузчик. Спустя какое-то время цех наш расширили еще на 4 камеры, сделав пристрой уже в самом ДОЦе. Сушили круглосуточно, в зависимости от профиля досок: от 4-х до 10-ти суток. Примерно, 100 кубометров в месяц. К этому времени я уже пребывала в «ранге» начальника цеха, в звании старшего мастера. Конечно, и сам цех за эти почти четверть века претерпел очень даже большие изменения. Усложнился и сам профиль. С пристроем к цеху еще и погонажного здесь начали выводить каждый на свой лад «ноты» многопильный станок «Зайнер», способный из широкой доски сделать две половые, узкие и рейку для будущей ограды, еще два четырехсторонних станка, где тоже готовилась половая доска, а также циркулярные и торцовочные для переработки отходов. Коллектив уже насчитывал 42 человека, работали в 3 смены.
Были уже и хорошо подготовленные лаборанты и мне, как старшему мастеру, приходилось всё реже заглядывать в «глазок» камер. Вся необрезная продукция с пилорамы теперь доводилась «до кондиции» здесь, у нас, в сушильном цехе. После сушки она обрезалась и в заданном профиле подавалась в столярный цех или на склад. Всю ее надо было учесть, проследить, оприходовать и вовремя отчитаться. Вплоть до переработки отходов: сколько древесины, помимо деловой, ушло в щепу, в опилки, в стружку. А там еще — наряды, на каждого человека, на каждую бригаду. И все это проходило через руки старшего мастера Клавдии Бекетовой. Не говоря уже про общественные поручения, которых набиралось около десятка. К концу месяца домой приходила только переночевать. Уж так мы были воспитаны, такая нашему поколению доля. Жизнь дает отбой, часто бываю в гостях у Памяти своей, рядом с милыми подружками Александрой Жониной, Клавой Лобода, Марьям Назировой, Раечкой Хузиахметовой, Аней Конюховой, Таней Пашковой, всех просто не в силах перечислить.
К. Бекетова.