Юмаев, К. «Нельзя жить с пустой душой…»
/ К. Юмаев ; записала О. Медведникова. – Текст : непосредственный.
// Путь Октября. – 1989. – 7 ноября. – С. 4.
Удивительные глаза у этого парня: огромные, карие, ясные. Взгляд светлый и веселый. Только иногда неподвижно останавливается на какой-то незримой точке, становится далеким, отчужденным, и левый глаз чуть сужается в горьком и болезненном прищуре. В эти мгновения двадцатипятилетий Камиль Юмаев вспоминает прошлое, и насколько тяжелы воспоминания, знает только он, да его близкие. В прошлом году курсант Омской школы милиции уголовного розыска Юмаев, находясь в Армении в составе батальона своих сокурсников, прибывших для охраны общественного порядка, во время землетрясения получил тяжелейшую травму позвоночника. Ноги парализованы, и вся только начинающаяся жизнь молодого человека казалась перечеркнутой. Но не парализованы воля и мужество. Коммунист Камиль Юмаев, преодолев трагедию, живет с верой в лучшее будущее и делает все, чтобы его приблизить.
— В июне 1988 года нас после окончания третьего курса направили в Азербайджан, в Баку, для поддержания общественного порядка. Три месяца мы охраняли Армянский хутор. Он так и назывался. К счастью, правонарушений не было. Но после нашего отъезда через полтора месяца хутор подожгли, и он почти наполовину сгорел.
В августе мы вернулись в Омск, нам дали каникулярный отдых. На 20 дней я приехал домой. А по прибытии в школу нас, четверокурсников, выпускников, буквально на следующим день подняли по тревоге и отправили уже в Армению. Та же самая функция: защита граждан, но уже азербайджанцев.
Сначала мы находились в Ленинакане. А 3 декабря ночью нас перебросили в Спитак. Там обстреляли азербайджанскую деревню и автобус с мирными жителями. Погибли ребенок и мать, державшая его не руках. Местные власти решили вывезти азербайджанское население, мы должны были охранять колонну. С 6 на 7 декабря мы с сослуживцем (были оставлены для дежурства в общежитии ПТУ, где мы разместились) почувствовали первые толчки. Утром 7 декабря вернулись наши ребята. Собрались в Ленинской комнате, чтобы посмотреть телевизор. И через несколько секунд оказались под развалинами. Один из наших погиб — Сергей Монин. Прекрасный был человек, хорошим товарищ. Несколько человек получили тяжелые травмы позвоночника и черепа.
Где-то шестеро выбрались сами и начали помогать остальным. Когда меня вытащили и положили на дорогу, я увидел, что города нет. Остались два — три дома. Справа под простыней лежал Сережа Монин. Рядом качели раскладывать ребят. Все в крови. Стонут. Наше командование довольно быстро приняло решение — в первые минуты у всех был шок — расчищать завалы. Тем более, что на первых двух этажах общежития жили дети. Никто из них не уцелел. Надо было раскапывать своих ребят, оружие. Помню, к нам бежали женщины; «Курсанты, помогите!» И курсанты — несмотря на свои раны и боль, помогли всем.
Нас положили у дороги. Но транспорта своего не было. Руководство решило останавливать грузовые автомобили. Они не останавливались. Некоторые водители с ухмылкой проезжали мимо. Тогда было применено оружие. Остановили бортовую машину и повезли нас, самых тяжелых, в Ленинакан. Дорога была разрушена. Повсюду люди. Ленинакан разрушен. Проезда нет.
Окольными путями водитель привез нас в часть. Казармы, на счастье, ребят, устояли. Здесь уже был палаточный медицинский городок. Нас осмотрели. Меня сразу решили отправить в Ереван…
Так начались скитания по больницам и госпиталям. Не верьте тем, кто говорит, что все в них было прекрасно и пострадавших встречали, как родных. Два дня после оказания первой помощи и снятия снимков пролежал Камиль в нейрохирургической больнице города Ереван. Запомнил только: две девушки-студентки, Ирина и Эмма, не отходили ни на шаг. Медицинской помощи не было. На третьи сутки перевели в военный госпиталь. Там срочно (прошло четыре дня после травмы!) сделали операцию. А когда привезли в палату, Камиль увидел… своих. Вдвоем с одним из этих ребят их через пятнадцать дней перевезли в Москву, в госпиталь МВД СССР. А оттуда вдруг начали «сплавлять» курсантов в Омск. Там, мол, ваша школа, вам дипломы получать надо, а здесь, в Москве, нет больше спинно-мозговых центров, где можно сделать хорошую операцию… Только после встречи с начальником госпиталя ребят перевели во Всесоюзный спинно-мозговой центр к профессору Лившину. Там, наконец, пришла настоящая помощь, за которую Камиль благодарен врачам бесконечно. Он был вторично прооперирован, прошел курс лечения и был направлен в санаторий в Крымскую область.
— Говорят, человек познается в беде. Это верно. Три года учебы в школе милиции шли своим чередом. Никто ничем не отличался, жили по распорядку. А когда случилась беда, руководство школы отнеслось к нам с большим сочувствием. Были заказаны и пересланы к нам домой станок Дикуля (мы бы, наверное, год его ждали, если б не школа), тренажер «велосипед». Нам выдали дипломы. Два раза уже приезжали ко мне. Первый раз замполит курса привез диплом и всё обмундирование, Второй раз привезли медаль «За отличную службу по охране общественного порядка». Люди в форменных шинелях, как нас называют, оказались на высоте и во время трагедии в Армении, и в отношении к своим товарищам, попавшим в беду. Не бросили. И сейчас пишут. Было бы обидно, если бы забыли…
Камиль пошел в милицию по призванию. С детства мечтал об угрозыске, ходил в отряд ЮДМ. После службы в Армии работал в патрульно-постовой службе в г. Кумертау. В Мелеузе предложили пойти в медвытрезвитель — он отказался. Из Кумертау и был направлен на учебу в Омск. А если бы не одел тогда форму?… Нет, не жалеет Камиль Юмаев о том, что не предал мечту, стремился к ней и добился своего. А то, что случилось с ним… Кто знает, где нас стережет судьба. Другие мучают его вопросы.
— Как офицера советской милиции меня возмущает то, что правительство до сих пор не принимает конкретного решения по урегулированию положения в республиках Армении и Азербайджане. А кто страдает? Мирные жители, в основном дети и женщины. Да наши парни, воины внутренних войск. Зачем это нужно?
Сколько людей мучаются. Я никогда не думал, что люди, живя в одной стране, не во время войны, в мирное время, могут так ненавидеть друг друга. Это страшно: не-на-висть. Настоящая. Я татарин, но похож немного на жителя Закавказья. В Армении ко мне часто подходили, спрашивали, кто я по национальности? И если бы я был армянином или азербайджанцем, то в зависимости от обстоятельств у меня был бы уже конкретный разговор.
То есть сам по себе человек никакой ценности не имеет. Только кто ты, откуда? Недаром же многие люди вынуждены переехать, хотя их предки сотни лет жили на этой земле.
А нашим ребятам каково? В Азербайджане охраняли армян. Они хорошо к нам относились. Азербайджанцы — в лицо улыбаются, а за пазухой — камень. В Армении то же самое, но наоборот. Мы были на демонстрации 7 ноября в Ленинакане. По городу накануне слухи ходили: «Если выйдет батальон милиции, мы им покажем». И наш комбат перед выходом сказал: «Возьмите платочки, будете утираться от плевков».
В Азербайджане каждый день один «наряд»: бронежилет, каска, сапоги, автомат. Это у нас, в нашей стране. Потом уже устали. Безразлично стало. А сначала — неизвестность, постоянное напряжение, скованность. Эти вечные косые взгляды, провокации на стрельбу. Однажды, в поселке на границе Грузии и Армении на наш пост пошли женщины и дети. Дрались, ругались, царапались. А мужчины стояли сзади и смотрели. Если бы мы не выдержали — что было бы?
Правда, многие простые люди относились к нам с сочувствием. Пожилые женщины приносили лепешки, плакали: их сыновья тоже где-то служат. А наших ребят снова хотят отправить туда. Зачем? Неужели нельзя остановить все это? Кому выгодно, чтобы в наши дома приходили беда, боль, слезы?
«Ничего, сынок, теперь самое страшное позади», — успокаивает Камиля отец. Сын кивает в ответ. Да, все позади. Не жизнь его расколота на две половины: до и после Спитака.
— До того, что со мной случилось, я не особенно задумывался. Ну, живу — живу, здоров. А сейчас, многое испытав, очень хочу жить. Жить хорошо, по-человечески. Простой, нормальной жизнью. Полноценной. Чтобы у меня был дом, была любимая, была работа.
Первостепенная задача для меня сейчас — встать на ноги. У меня все есть. В каком смысле: образование, стремление к жизни, близкие люди, о родителях, их поддержке я уже не говорю — так она велика. Мой самый близкий друг не подвел моей уверенности в нем — не бросил в беде. Моя подруга не забыла меня. Она всегда со мной. Ее поддержка — сильнейшее дело. Когда у меня опускается голова, она обязательно поднимает настроение.
У меня есть желание работать. Не знаю, смогу ли я вернуться в правоохранительные органы, но думаю, со своим дипломом юриста смогу приносить людям пользу. Главное — встать на ноги. Любой ценой. Мне всего 25 лет. Вся жизнь впереди.
Конечно, обидно, что все мои планы и в работе, и в личной жизни перечеркнуты. И иногда бывает тяжело. Такая травма… Первое время я думал: не имели они права посылать туда нас — четвертый курс, выпускников. А потом рассудил — кого же еще посылать? Третий курс был задействован, а первый-второй — они еще не умеют ничего. Но, раз уж случилась, надо выкарабкиваться.
И не пищать. Почему я так говорю? Перед Спитаком к нам приезжал начальник политотдела. Ребята начали рапорты подавать о семейном положении, об отправке — дома жены уже устали переживать и сами вымотались.
Тогда он рассказал одну историю про Макаренко. Из неё мне запомнились слова: «Мужики, попрошу вас не пищать…».
Он просыпается утром и первое, что видит — станок Дикуля. Потом взгляд скользит по белой трубе с ремнями… День расписан по часам; с утра час — на станке, потом — ходьба, потом — «велосипед», потом — пресс и снова — «велосипед»… Перерыв на обед — час, как у всех работающих. И с 10 утра до 4 вечера звучит в доме Юмаевых веселая музыка — Камиль любит музыку, с ней заниматься легче. Много читает — особенно юридическую литературу, чтобы не забыть и не отстать. Пристрастился к телевизору.
Но иногда охватывает такое отчаяние… Камиль закроет глаза, стиснет руки: «Пап, я больше не могу…». А через минуту уже смеется: «Разве похож на больного?»
— Самое главное — это вера. В свои силы, в лучшее будущее. Без веры жить нельзя. Душа опустеет. Не потянешь на многое.
Сейчас у молодых людей, вступающих в жизнь, складывается такое впечатление, что все у нас плохо. Поэтому думают: буду жить так — сегодня прожил и ладно, в завтра — бог с ним. Я считаю, надо жить не одним днем, думать о будущем, о людях, которые тебя окружают. Надо всегда оставаться человеком. В любой ситуации.
Удивительные глаза у этого парня. Всё понимающие, все знающие. Видевшие и горе, и смерть, и муки, и радость, и любовь, и сострадание, и не утратившие человеческого тепла. Камиль Юмаев не сдаётся. Он верит в себя и в тех, кто рядом с ним.
О. Медведникова.