Муха Цокотуха. Дебют.
Было это давно, а оглянешься назад, как будто бы недавно, а может вовсе неправда, да и со мною ли, всё это было, кто теперь разберет. Одно слово,- детство. Порою такие истории всплывают в памяти, что нахлынут чувства волною, накроют воспоминания разные всякие, и как говорят, от смеха до слез, один шаг.
В летнее время наш родитель, дабы не загружать себя лишними хлопотами, отправлял нас в пионерские лагеря. За то время, пока нас нет дома, можно сделать ремонт, ну и расслабиться, матери у нас не было, посему под этим благовидным предлогом Папа избавлялся от нас. Мы были не против и даже рады отдохнуть от отца, ну и он, наверное, тоже. Лагеря вы мои лагеря, сколько приключений, всяких историй, а главное, друзей, на всю жизнь приобрел я в них. Здесь было все впервые: ночные танцы под запрещенную музыку, первая любовь не из твоей школы, и даже поцелуй мой первый был тоже, там. Кто не был в пионерском лагере, многое потерял в своей жизни.
Развлекались дети по-разному, к примеру, ночные вылазки в палаты девочек. Спящих мазали зубной пастой, вставляли между пальцев ног бумажки, затем поджигали их, называлась сия забава велосипед, купание в неурочное время, нарушение режима и многое другое. А самое главное, все это, нам нравилось. Мы были относительно свободны. Иногда «гайки свободы» начинали завинчивать, но завинчивающим пионервожатым, студентам техникума молочной промышленности, это быстро надоедало и в лагере, снова, торжествовала свобода. Чтобы объединить наш детский коллектив проводились конкурсы песни, танцев, ну и, конечно же, театральные представления. Впервые очутившись в лагере после первого класса, я проявил невесть откуда появившиеся, артистические способности, о которых я и не подозревал. А произошло это вот как. Нашему отряду названому в честь непотопляемого пиратского судна ,, Бригантина,, скомплектованному из октябрят, с звучным девизом ,, Нету скуки, нету тины, на борту у Бригантины,, досталась незабвенная вещь К.И. Чуковского, «Муха Цокотуха». За постановку произведения взялись начальник лагеря, и вожатые отряда. Сюжет оставили без изменения, делали все по написанному тексту, тем более численность труппы позволяла продемонстрировать всех артистов, насекомых упоминающихся в произведении. Главных героев было пятеро, двое неодушевленные: это денежка ,, Олимпийский рубль,, который и правда найти хотелось любому из нас, да и размер его был такой большой, что на сцене отовсюду виднелся, ну и самовар, расписанный под хохлому, подаренный лагерю, кем, когда и за что, неизвестно. Живых главных героев было трое: претерпевшая горе именинница Муха, злодей Паук и носитель света и добра Комарик. Все они, убивцы рода человеческого кровопивцы, а еще и нервотрепы, были выбраны главными героями, что подвинуло автора к написанию сего произведения, лично я теряюсь в догадках. Дело не мое, конечно, да и прошлое, но все-таки, интересно.
В общем, труппа была готова, осталось дело за малым, распределить роли. Под чутким руководством начальника лагеря стали подбирать кандидатуры на главные роли. На роль главной героини Мухи была утверждена, дочка подруги начальника нашего учреждения, самая толстая и некрасивая девочка. Её мама, надо сказать женщина с положением и амбициями, видела дочь свою, по крайней мере, прима балериной большого театра. Своим избранием девочка усугубила и так неважное отношение к себе, Дети не любят толстых и упитанных, естественно этим она вызывала по отношению к себе, насмешки особо одаренных детей, острословов. С такой комплекцией такие насекомые обитают в районе общественного туалета и имеют яркую зеленую окраску. Красивые девочки, естественно, ей завидовали. Но бедное единственное дитя, закормленное с детства, обманутое родителями, говорящими ей, что она лучше всех, при этом понимая, что вес дочурки поболее будет, чем у ее сверстников, слепое чадолюбие, убивает медленно. Мамы и папы толстых детей, любите их и находите в себе мужество говорить им, что их никто не будет любить, кроме вас самих. Роль паука досталась самому сильному и здоровому мальчику, но и он не дотягивал до размеров Мухи. Все ничего-бы, но что повлияло на выбор роли комара, который пал на меня как гром средь ясного неба. За, что!? Вопрошал я, за какие такие провинности! Мне, такое счастье привалило, я в два раза меньше её. Да муха, меня, с моим другом в жизни пауком, заколбасит одним движением пальца. Сначала я даже не поверил в свою не счастливую путеводную звезду и по мере всех своих возможностей, как мог, отбрыкивался, но судьба, усугубленная лестью возносящей меня к небу, сломали мои опасения, и я согласился взять на свои хилые, не окрепшие плечи, эту непосильную для себя ношу. Выпало мне такое счастье из-за того что я был самый маленький и худой, кормите и любите детей своих, родители, чтобы они были сильными и их не обзывали кощеями, и скелетами ходячими. Уговорили меня еще и тем, что роль главная, без слов, да и появляюсь я, в самом конце представления, подытожив, так сказать труды всего коллектива. Единственная проблема заключалась в том, что в конце я должен был жениться на толстой Мухе, чем вызывал у всей нашей братии насмешки. Утром сообщили о представлении, вечером должна состояться премьера. Отряд в спешке превратился в изготовителей театрального реквизита. На выдумки дети самый отчаянный и не закомплексованый разными догмами народ, так что фонтан фантазий заработал на всю катушку. Меня как главное действующее лицо наряжали всем отрядом: отыскали сабельку пластмассовую, желтого цвета, одели в черный спортивный костюм, сзади прикрепили крылья, сделанные из алюминиевой проволоки, обтянутые белой марлей, ну и фонарь, керосинку- все по тексту. Муху одели примерно так же, только девица была вся в белом, невеста все- таки. Острословы отряда отпустили очередную шутку по поводу Мухи, выуженную ими из мультфильма « Малыш и Карлсон» наше приведение, лучше всех «милое, но симпатишное». Кузнечики, букашки, таракашки, проходящие по сценарию, тоже старались, насколько это было возможно вжиться в роли посредством костюмов. Они также пытались подражать своему персонажу, издавая звуки своего героя, насекомого. Пищание, жужжание, стрекотания наполнили и без того шумную обстановку. После двух прогонов, было ощущение, что ты находишься среди насекомых, и даже ни какаких сомнений не возникало.
Вечером, после ужина, размалеванные, мы собрались за кулисами. Как самый младший отряд мы открывали театральный праздник. Самая красивая вожатая, по мнению нашего коллектива, мужской его половины, Света, учащаяся кефирной академии объявила о начале шоу, она же была закадровым голосом в нашей постановке. Действие началось. Муха по полю пошла, муха денежку нашла.
На сцену выпорхнула наша прима балерина. Колобком, выкатившись на середину, подмостки жалобно застонали. На них было найдено искомое денежное удовольствие, к всеобщему удивлению. Девица красавица подняла рупь над собою, где он сверкнул в заходящих лучах солнца, доказывая, что он есть, и счастье, все-таки бывает. Выход мухи ознаменовался смехом в зале, который ничуть не смутил толстокожую актрису. Затем счастливица проследовала на импровизированный базар. На одном из концов сцены на столе стоял единственный товар, самовар. Продавали его три самые красивые девочки из нашего отряда. На любой из них будь они в роли Мухи, я женился бы не думая, но, не судьба! Так как выбор был невелик, торговки благополучно произвели товарообмен, втюхав кухонную утварь нашей красавице. После этого Муха противным голосом объявила, что именинница, и начала приглашать всех на торжество. Отряд, ждавший условного клича, высыпал горохом из-за кулис, где начал безобразничать, изображая неуемную радость. Пока все веселились, я томился в одиночестве за кулисами, ожидая со страхом своего выхода. В разгар всеобщего безудержного веселья, на сцену выполз никем не приглашенный на именины, Паук. Естественно огорченный не вниманием к своей персоне со стороны сотоварищей, он начал срывать мероприятие своим недостойным поведением. Членистоногое стало домогаться Мухи, получив отказ в благосклонности, вконец испортил именины. Разогнал всех по углам, повязал беспомощную именинницу и поволок её, в задний угол сцены, затем начал глумиться над ней. Вопиющая истошным жужжанием Муха звала на помощь, своих гостей, но зажравшиеся на халяву, братья и сестры, хранили молчание, расположившись по краям сцены, в сидячем и лежачем положении, отвечало равнодушным безмолвием, ожидая развязки. На мольбу о помощи именинницы откликнулся другой кровопивец. Возмездие злу явилось на сцену в моем неотразимом облике. Вот, и состоялся мой дебют. Подобно балерону, я выплюхнулся в центр представления во всей своей красе, с саблей в правой руке и с керосинкой в другой. Там меня уже с нетерпением ожидал дебошир, злодей Паук, коего я настиг и немедля снес его башку. После произведённых мною действий, он повалился на край сцены хладным трупом. Теперь осталось всего лишь подойти, развязать нашу булку калорийную выкатить ее в центр постановки, а дальше веселье танцы и слава Комару! Я повернулся к метавшейся в бессилии и отчаянье пленнице, чтобы торжественно и собственноручно развязать ее, спасая от неминуемой гибели, но, не вышло. Последний акт нетленного произведения был к моему удивлению, изменен. Муха не желавшая ждать, когда ее вызволят из неволи, освободилась сама. Что подвигло её на сей, подвиг, доселе неизвестно. Думается мне, что долгое ожидание в углу, истомило непомерное самолюбие. Ещё бы, мой триумфальный выход затмил её. Выпутавшись из бельевых веревок, она кинулась ко мне. Я растерялся, не ожидая такой сумасшедшей любви к своей персоне. Между тем набиравшая скорость Муха, подобно торпеде, приближалась. Сзади меня лежало бездыханное тело злодея, Паука. Не рассчитав своих возможностей, инерции своей массы и тормозного пути девочка Муха, еще не достигнув цели, то есть меня. Вызвала в моём уме своей ретивостью нехорошее предчувствие. Мозг бешено анализировал создавшуюся обстановку. Интуитивно, я сделал предупредительный шаг, навстречу, не помогло, существенного препятствия я не представлял. Новобрачная буквально, протаранила меня до лежачего Паука, о коего я естественно споткнулся. Летний дождь оставил под сценой свой след в виде лужи. Падение в неё я решил инстинктивно избежать, схватившись за единственную и неповторимую свою суженную, красу, крылатую ракету класса сцена- лужа, даже если полетим, то недалеко. Закон подлости, он не ошибается и попадает точно в яблочко, в нужный момент вес подруги не сыграл своей роли, спасительного тормоза, невыполнил своей миссии возложенной мною на него. И я полетел, или вернее сказать вылетел, со своей невестой, увлекая ее за собою в наше недолгое и незабываемое свадебное путешествие. Приземлился или вернее сказать приводнился я, аккурат в центре водоема, на все свои четыре шасси, благо сцена была не высокой, лужа не глубокой. Посадка была жесткой, крылья не помогли. Посадка, дражайшей второй половины, для меня была жестоким испытанием. Спланировавшая на меня крошка, моя невеста, чуть не стала вдовой, чудом не выдавив своим весом драгоценную жизнь жениха. Квакнув, я распластался лягушкой. Лежа в луже под Мухой, я не плакал. Нельзя же разрушать сценический образ героя! А надо мною разрывались от хохота рой букашек, мотыльков и таракашек, первые ряды ухахатывались, так задорно, что мне хотелось рыдать. Но более всего усугубляла положение, барахтающаяся на мне ведущая актриса нашего театра, которая самостоятельно не могла, ни как принять вертикальное положение. Чем вызывала у публики новые приступы хохота. Сильнее всех надрывался от смеха обезглавленный мною пожиратель насекомых Паук, лежа на краю сцены, он ржал так, что заражал всех присутствующих на премьере, от этого мне, было не легче. Так состоялся мой дебют, потерпевший полное фиаско. И все-таки, до конца смены весь лагерь с удовольствием вспоминал мой незабываемый полет с мухой или под мухой, кому как будет угодно.
Курьер из преисподней
Наш Российский путешественник – это человек вне времени. По непонятному закону он даже не старится, подобно космонавтам, летящим со скоростью света, преодолевающим пространства, оставляя позади себя время, показывая ему дулю, с девизом «Знай наших». Ему просто нельзя стариться, он должен увидеть всё своими глазами, пощупать руками, чтобы потом, возвратившись на родину, многозначительно понизив голос рассказать друзьям и родственникам об увиденном и об ощупанном приукрасив многократно действительность и уже тогда с чувством исполненного долга, поддаться властной руке времени. В память о незабываемых впечатлениях остается у него незначительная вещица, приобретенная им порой за копейки на местном стихийном рынке. Кстати о рынках.
Откуда в нашей стране берутся эти привокзально – площадные базарчики, знают бабушки торгующие семечками, их никто, никогда не искоренит, потому, как в них есть культура нашего народа этакий Российский колорит. Захват территории для торговли без пошлин и налогов происходит незаметно, словно подснежник весной появляется первый вестник оккупации. Сиротинушка бабушка – старушка, страдальческое лицо которой говорит о безысходности нищего пенсионного существования приведшего её сюда для поправления финансового положения. Стражей порядка приводит к умилению, старость надо уважать и почитать. Святой лик в фуфаечке, белой косыночке с мелкими цветочками на голове, занимает нишу, уголок, закуток у заборчика. Привычный деревянный ящик, на нем мешок жареных семечек увенчанных двумя стаканами на сто и двести грамм, рядом кулечки большие и маленькие из местной прессы, все для взыскательного покупателя. В летнее время года рядышком одиноко лежат уже чуть увядшие на солнце, пучок зеленого лука, укроп, петрушка, в зимние холода леденцы. Культура, одним словом, выработанная веками. К ней быстро примазываются торговцы с другими товарами. В основном это домохозяйки огородницы, продающие собственного приготовления домашние соления, огурчики, помидорчики, грибы, капустка квашеная в банках, хреновина, разлитая по бутылкам, пирожки со всякой начинкой, а также свежие фрукты и овощи со своих огородов. И как бы местные власти ни старались противостоять таким стихийным рынкам, у них ничего не выходит. Вроде разгонят, на время, а они снова, откуда – то взялись. Местную прессу качественно заменяют базарчики, где присутствует неподдельный демократический плюрализм мнений общества на любые события местного масштаба, и если ты не глухой, узнать можно столько ненужного, но такого интересного, как и того, что продают. Чего здесь только нет. Всё то, что в основном не очень – то и нужно человеку, всё это есть. Ширпотреб, радующий глаз разноцветьем: брелоки, ножички, фонарики, миниатюрные шкатулочки, разноцветные стекляшки в виде колец, сережек, бус, ленточек, и прочего украшения. Взирая на этот блестящий, переливающийся манящий хлам, глаза загораются подобно Эллочке – людоедке, рука сама тянется в карман, за деньгами. Приобрести очередную статуэтку обнаженной танцовщицы, пейзажик на стеночку, четырнадцатого слоника так недостающего к тем тринадцати, что украшают наш дом и радуют взор. Слоники, как нам порою кажется, принесут на своих сильных спинах счастье в жизнь, заняв место на любимой полочке или на столе, рядом с другими такими же, когда – то уже приобретенными штучками. Безделушками, которые, со временем потеряв цвет, выгорев, и просто надоев своим видом, будут определенны в запасники дорогого сердцу скарба. Отделаться от этого навсегда нельзя, это становится частью нас.
Рудольфа, путешествующего по городам нашей страны, истинного охотника за антиквариатом, больше всего интересовали на таких рынках со своими улочками, проулочками, этакие закутки с товарами, запрещенными к свободной продаже. Окончив институт культуры, и получив, определённые знания по искусствоведению, которых было вполне достаточно, для того, чтобы на начальном этапе отличить, историческую ценность вещи от обыкновенного современного хлама, он окунулся в сладостный мир предпринимательства на основе мошенничества и невежества людей. Имея цепкий ум и смекалку, набираясь практического опыта в деле, а не в учебных аудиториях, очень скоро, он начал понемногу преуспевать. Рудольф жил этим маленьким, но прибыльным ремеслом, и ему оно нравилось. Здесь в отдалении от чьих-то зорких глаз, можно найти наркотики, оружие и другие предметы, вызывающие удовлетворение нашим слабостям. Ну, а уж, если говорить об удаче, то именно здесь можно приобрести за ничтожную цену даже шедевр мирового искусства. Антиквариат сюда доставляют люди разных профессий, увлечений, судеб из всех слоев нашего сложного общества. Обнищавшие старики, продающие дорогие сердцу вещи, приобретшие по прошествии времени его неповторимую печать став вдруг антиквариатом. Лихие джентльмены удачи, воры домушники, молодые люди незнающие настоящей цены вещам, наркоманами, алкоголиками, а также нерадивыми отроками состоятельных родителей. Рудольф это хорошо знал, подобно полководцу, он окинул всё поле предстоящей битвы, и с чувством и растоновкой неторопливо пошёл, вдоль прилавков прицениваясь и оценивая предлагаемые товары. Здесь его многие знали, поэтому шествуя по торговым рядам, он приветствовал знакомых улыбками, кивком головы, а также рукопожатиями. Хищным взглядом зверя чувствующего наживу, Рудольф выделил из всего пестрящего разнообразия то, что нужно. Первая мысль была подобна комете несущей за собою сверкающий шлейф – мантию из красивых слов, удача, везение, деньги, слава.
– Этого не может быть! – Ведения, как фейерверк разноцветным куполом раскинулись над ним, мечты, как конфетти падали на него манной небесной, разбиваясь, разлетались в разные стороны мириадами брызг счастья, им бы позавидовал, Ниагарский водопад. Шампанское лилось рекою по грудям длинноногих красавиц, их смех будоражил и без того воспалившееся воображение. Мечты молодого человека оборвались также внезапно, как и появились. Фигура в кепке, надвинутой на глаза зелёного цвета, с физиономией напоминавшей кота, держала не очень чистыми руками его судьбу – вещь, не имеющую цены.
– Это же, – Маковский! Его сознание прямо негодовало, от возмущения.
– Как! – он её держит, сердце кровью обливается, держите меня силы небесные. Он кипел внутри, надо сохранять лицо в любых ситуациях, как говорят японские самураи. И на лице его не отразилась вся эта гамма приятных переживаний, удовлетворяющих наше тело и душу. Пролетевшие за секунду по всем его органам. Они оставили сладостный зовущий след, подвигнув его к решительным действиям. Он сохранил спокойствие. Ему бы в эту минуту позавидовал самый знаменитый артист, а самурай сделал харакири. Большое сердце Рудольфа рыдало от того как этот невежа, держит её своими засаленными руками.
– Спокойствие, – нельзя подавать вида, что меня интересует его товар. Такой шанс выпадает один раз в жизни, и упустить его нельзя, это преступление против себя. О таких историях слагают впоследствии легенды с замечательным и счастливым концом. Для отвода глаз поговорю с этим кавказским парнем.
– Почём, ложечки вот эти из серебра? Похоже у купца средней руки ,бывшие некогда в употреблении. На озвученную цену он сказал.
– Дорого. Не стоят они того. Бабуся, почём у вас эта кобура от маузера?
– От мужа осталась, – говорите.
– А где же содержимое?
– Не тем, помянут, будет покойничек, пропил, значит.
– Ая-я-яй, а то, я бы приобрел. – Сил моих нет смотреть, как он с ней обращается, сейчас он бросит ее, в общую кучу награбленного имущества, еще чего доброго повредит холст. Всё! Промедление смерти подобно, пора спасать искусство, и судьбу из лап этого торгаша.
– Молодой человек! Почем картину отдаёте? Рука застыла в воздухе. Сердце сжалось, дыханье остановилось, в горле пересохло и першило, выдавил он из себя.
– Чего, чего не понял?
– Я говорю картина почем? Рука медленно возвращалась обратно, от сердца отлегло, дыхание восстановилось.
– Они у меня все в одну цену. Эту брать будете? Да, – чуть было не вскрикнул от нетерпения Рудольф.
– Или нет, покажите всё, что у вас есть, начал хитрить он, вводя в заблуждение продавца.
– И эту тоже, оставьте. Откуда у вас они?
– От бабушки остались.
– Врет, и бровью не ведет, – точно вещи ворованные, четко обозначилась эта мысль в его голове. Поторговавшись немного, прикупив в нагрузку еще одну картину с натюрмортом, чтобы прикрыть им дорогую картину от чужих взглядов, ведь и среди собравшихся сегодня утром здесь людей, могли оказаться знающие ценители дорогого и прекрасного. Он решил спешно удалиться, дабы не догадались местный торгующий люд, что за шедевр был сегодня здесь, и какие шальные деньги ушли из под их носа. Если будь у них, хоть чуточку тех знаний, которые были у него, но, на его счастье, таковых в этот час здесь не оказалось.
– Знать на мою долю счастье сегодня отделило квоту.
Страх гнал Рудольфа. Приобретения держать и нести было неудобно, мешала сумка, он спешно убегал, думая, что кто – нибудь одумается, догадается, что произошло, догонит его и отнимет его счастье. Одно чувство сейчас владело им, спрятаться, скрыться в темноту, и там, прижав к груди, как мать дитя, гладить нежно и даже целовать, вещь, которая так просто ему досталась. Он не верил себе, ему хотелось остановиться, еще раз осмотреть полотно, не ошибся ли, с ним ли, это все произошло, или это сон, сказка. Рудольф даже ущипнул себя, всё – таки больно, это не сон, всё реально, ещё эта поговорка, крутиться в голове. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. От сумасшедшего удовлетворения своей покупкой, от открывавшихся неожиданно возможностей, весь в мечтах, он не заметил, как очутился черт знает где. Начавшийся внезапно дождь заставил его спрятаться в арочный проход маленького замкнутого двора, закоулка здешних мест. Надо было срочно завернуть и перевязать картины. Он осмотрелся, его глаза наткнулись на неприметную вывеску «Служба доставки». Он даже подумал, как я её заметил, бес один знает. Наверняка у них найдется, чем обернуть и перевязать картины. Сегодня ему, кажется, определенно везло.
Увитая по бокам скрытая плющом резная деревянная дверь, по всей видимости, сделана из осины, и по тому, как сделана, чувствовалось высокое искусство мастера. Вырезанный резцом рисунок был как живой, весёлый бесёнок с лассо в руках собирающийся его кинуть. Полированная ручка, сделанная из черного металла в виде пса Цербера с вытянутой вперед лапой. Нажав на неё, он толкнул дверь, она плавно открылась, с какой -то приятной загадочной тихой музыкой, которую прервал зазвеневший колокольчик, предупреждая хозяина о посетителе. Взору Рудольфа открылось чудо; лавка изысканно дорогих старинных вещей, от каждой вещи веяло благородством, шиком эпохи, в которой она родилась, своеобразным ароматом времени. Деревянный, отполированный за много лет руками и локтями посетителей прилавок, из черного эбенового дерева манил, рука стремилась сама потрогать зеркальную поверхность, облокотиться на нее, почувствовать себя завсегдатаем этой лавочки, а еще лучше, стать, когда нибудь, хозяином такого заведения. В углу горел камин, играющие языки пламени отбрасывали мерцающий свет, предавая интерьеру некоторую степень таинственности и уюта. Картины по верху были размещены так, что создавалось впечатление, будто они прятались в полумраке, и чтобы лучше рассмотреть изображение, надо было встать напротив каждой из них, оставшись наедине с написанным на ней человеком. Среди них были портреты знаменитых людей, писателей, поэтов, и неизвестных ему представителей знати, судя по одеждам из аристократов. В них чувствовалась кисть подлинных мастеров, многие работы были выполнены с натуры при жизни самих изображенных на них. Просмотрев несколько портретов, Рудольфу стало немного не по себе, даже пылающий огонь в камине не согревал, великолепие выполненных работ потрясло до глубины души, люди на них смотрелись, как живые. Статуэтки, канделябры с зажженными свечами, старинная мебель, отделка стен, потолка, расписанного непонятными мистическими рисунками, всё это можно было детально рассмотреть только при хорошем освещении. Для человека, знающего цену всему этому богатству, (а Рудольф таковым и являлся) было удивительно и непонятно, откуда это собрание антиквариата. Кто владелец этого богатства? За прилавком открылась панель из темного мрамора, украшенного затейливой резьбой, из темноты смежной комнаты появился пожилой человек, правильные черты лица, высокий лоб, признаки интеллекта и особая осанка говорили о его высоком положении в обществе. Черный костюм – тройка с часами в кармане жилетки, о чем свидетельствовала массивная висящая золотая цепь, безвкусно украшенная, медным шариком, по мнению Рудольфа, пистолетной пулей восемнадцатого века. Заостренные черты лица на худощавом лице знатока людских душ, холодная дежурная улыбка продавца, и колючий цепкий взгляд сытого доброго удава, говорили вам. Добро пожаловать. Вообще успокаивали и располагали к беседе. Рудольф поздоровался, Хозяин лавки ответил на приветствие, кивком головы, элегантно чуть наклонившись. Во всём, в облике, жестах и движениях его чувствовалась степенная сдержанность, аристократическое воспитание, неподдельная властная доброжелательность, очень интересный старик, этакий хорошо сохранившийся человек из прошлого времени.
– Я, знаете ли, извиняюсь за вторжение, зашел к вам случайно, – начал разговор Рудольф. Представляясь, он протянул руку для пожатия. Хозяин кончиками пальцев вертел медный шарик, играя им, привлекая тем самым или отвлекая внимание собеседника, а в это время оценивающе оглядывал посетителя. Подав руку для приветствия, он сказал:
– Меня зовут по должности, Наместник. Да, и к нам, случайно никто и никогда не заходит. Голос был мягкий, низкий, на слух очень приятный, слова он немного растягивал.
– Ни понятно, и интересно.- Подумал Рудольф
– Проходите, можете присесть, вы устали с дороги.
– Почему вы так решили?
– От вас веет духом странствий.
Изящный столик с двумя стульями очевидно принадлежавший когда-то королям Франции или Англии подобную мебель он видел только в каталогах знаменитых аукционных домов. Да на такой стул, не только сесть, рядом стоять, дышать, непозволительно.
– Не стесняйтесь, присаживайтесь, чай, кофе? Или может, предпочитаете рюмочку, коньяку.
– Спасибо, нет если можно, чай черный, крепкий.
– Держидом, сделай нашему гостю чай, и мне тоже.
Из тёмного угла вышел карлик, сказал
– Слушаюсь Наместник. – При этом поклонившись. Он зашёл за прилавок и исчез в той же комнате, откуда вышел старик.
Рудольф даже не заметил его, с того момента, как он зашел в помещение, от неожиданности он даже немного оторопел. Он всё это время был здесь, в лавке и ни разу, ни чем не обнаружил себя. Темный балахон до пят, капюшон на голове, низкий рост с неподвижностью, и полумрак замечательно маскировали его. Аккуратно, соблюдая осторожность, присаживаясь на такой изящный стул, Рудольф спросил.
– У вас найдется оберточная бумага, веревка или шнурок. Мне обернуть и перевязать картины нужно, нести неудобно.
– Разрешите взглянуть. – Взяв в руки картину, из-за которой Рудольф сегодня так спешно ретировался с места её приобретения. Старик осмотрел её, и сказал.
– Да вы знаток, хороших и дорогих вещей. Поздравляю вас, с удачной покупкой. Только вот извините, веревок, шнурков не держим, удавку, пожалуйста, а то, что вы просите, извините нет, не торгуем.
– Давайте, что есть. Выбирать не приходится. – Старик, немного повысив голос, сказал в темноту, куда исчез слуга.
– Держидом, принеси бумагу, и товар. Курьеру.
Вошел Держидом, на серебряном подносе он принес две чашки чаю, сахарницу, печенье в корзиночке. Сдается мне, поднос с посудой на нем, работа ювелирной фабрики Карла Фаберже, этого ни с кем не спутаешь. Кто же этот старик, пользующийся вещами, не имеющими цены, в своём быту, которым позавидовал бы любой знаменитый аукцион мира. Всё – таки интересно, куда я попал? Карлик слуга также принес бумагу и обещанную верёвку, вынув их из-под подола балахона. Рудольф попытался заглянуть ему в лицо, но даже сидя не смог увидеть его. Так он был мал, да и клобук, свисавший на лицо, не давал ему это сделать. Он встал, и начал бережно оборачивать картину бумагой, затем прикрыв ее другим, ничего нестоящим произведением, снова всё обернул, начал осторожно перетягивать веревкой картины.
– Сколько я вам должен.
– Ну что вы, это лишнее, мы вам ещё должны, за то, что посетили нас.
– Жидковата удавочка, у вас будет. Наместник, наблюдавший за ним, сказал:
– Затягивайте потуже, не бойтесь, не порвется.
– Вы так уверенно об этом говорите. Старик усмехнулся.
– Выдержит всё и в огне не сгорит, до тех пор, пока не выполнит своего основного предназначения. Рудольф немного был обескуражен непонятным ответом, задумался, повисла неловкая пауза.
– В это время вдруг неожиданно зазвенел колокольчик, прерывая натянутое положение в беседе, извещая о приходе, посетителя. Дверь немного приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась морда, чёрного кота. Оценивающе осмотрев помещение, он остановил свой взгляд на Рудольфе, глаза сверкнули недобрым злым, зелёным огоньком. После чего он вошел весь, по хозяйски, и от двери начал дефилировать зигзагами, перекрывая путь к двери, пройдя между людьми, кот прошёл в другую комнату. Старик обратился к карлику.
– Держидом, встреть Варфаломео, я сейчас подойду.
– Слушаюсь, Наместник. – Старик обернулся к Рудольфу и сказал.
– Вы меня извините, служба, знаете ли, пейте чай и наслаждайтесь печеньем, я не заставлю вас долго ждать, он ушёл, оставив его одного. Чай и печенье по вкусу оказались и вправду изумительными на вкус, он наслаждался вкусом и покоем, думая, что вот, жизнь, какая интересная штука. За один день сделала его богачом, свела с таким богатым и интересным человеком, ему всегда хотелось познакомиться с кем нибудь из высшего общества, мысли были приятные и успокаивающие. Рудольф встал, чтобы посмотреть картины, до которых он не дошёл ещё, и увидел через не плотно закрытую дверь, стену соседней комнаты, освещенную огнём от камина, на ней лежала тень кота. На его глазах она начала увеличиваться, расти, принимая очертания человека, в плаще и в шляпе. Рудольф испугался, вернулся на место, сел, в это время зашёл старик, заметивший какую, он допустил оплошность, поняв, что он увидел то, что ему не положено было видеть, успокоил его, сказав.
– Это фокус и ничего более. – При этом так располагающе улыбнулся, что Рудольф проникся доверием и успокоился. Ёщё раз приношу извинения, служба превыше всего.
– Мне все-таки еще не очень ясно, чем вы занимаетесь? – Хозяин посмотрел Рудольфу в глаза.
– Вы действительно хотите знать, чем мы занимаемся?
– Да, мне очень интересно.
– Мы доставляем к месту самоубийства инструмент который поспособствует переходу души из света в тьму. Мы работаем сначала начал, как появились люди на земле. Не которые из них добровольно лишают себя жизни, мы помогаем им в этом. Были времена, когда мы работали, открыто, занимая лучшие торговые места на всех самых богатых улицах, всех столиц мира. С нашей помощью отправилась на тот свет плеяда лучших умов человечества, так и не узнав, что они ещё много могли бы сделать в жизни, не покинь они её добровольно. Нашими клиентами в прошлом, всегда были люди из высшего общества, королевские семьи, князья, графы, богатые дворяне. Да и сейчас, власть имущие, нас не обходят стороной.
– Иными словами ножички, лезвия, веревки, огнестрельное оружие, все от вас.
– Да.
– Всегда хотел знать, откуда мой близкий повесившийся товарищ взял ремень, на котором повесился. Ведь ни у кого не было из наших знакомых такого ремня. И ни кто не признал его своим. Теперь мне всё ясно. Саркастически заулыбавшись, Рудольф сказал: – Кстати, я вешаться не собираюсь.
– А вам, и не придется.
– Где – же ваш эксклюзивный товар, что-то невидно. Хозяин лавки подошел к прилавку, привычным движением, не глядя, на ощупь нажал кнопку под ним, и панели задвигались, открываясь, разъехались крышки прилавка плавно сползая, по бокам. Под хрустальным стеклом, освещаемые светом люминесцентных ламп явились на свет пузырьки, флаконы, маленькие бутылочки с ядами, коими так щедро любил он снабжать высший свет. Сверкая начищенными боками, каждый сосуд сам по себе был произведением искусства, и ни один не повторялся, изящно сделанные в виде фигур кошек, змей, мышей, и других животных. Обнажённая дева с кувшином над головой, поверни кувшин вокруг своей оси, и польётся из него яд. Флакон в виде его святейшества папы Александра 6 Борджиа был восхитителен, красная фарфоровая фигурка привлекала, завораживала взгляд. Ещё его привлекла, испанская танцовщица, черные ниспадающие волосы, жгучий взгляд куклы, разноцветное стеклянное одеяние, как будто танцевало вместе с ней, она манила броситься и станцевать вместе с ней свой последний пламенный бесшабашный танец. На следующем прилавке были представлены ювелирные изделия из золота, платины, усыпанные бриллиантами: маленькие ларцы, шкатулки из драгоценных и полудрагоценных камней, кольца, кулоны, перстни, браслеты, прячущие за своими каратами, смерть.
– Яды на любую кончину имеем. Некоторые клиенты хотят уйти, громко хлопнув дверью, перед кончиной напугать до смерти близких людей. Болевые ощущения вызывают такие нечеловеческие вопли, и искажённые гримасами лица, что живые падают в обморок. Веселятся на последок, самоубийцы. Можно, чтобы отказал какой нибудь орган, на выбор сердце, почки, печень или скажем, кровь свернулась в венах. А можем и на заказ с любыми на ваш вкус эффектами. В основном, конечно, желают уйти по-тихому, в эйфории, чтобы не заметили, что вы покончили с собою. Выпейте на ночь яду, и утром вас будут отпевать, никто не узнает, что вы ушли по собственной воле и погребать вас надо как собаку, за забором общего кладбища или в придорожной канаве закидав камнями. Имеем также таблетки и мази, правду, хотя сказать, последние приспособления спросом не очень пользуется. Огнестрельное и холодное оружие на витрине, было разное по размерам и из разных эпох, но очень красивое, эксклюзивные экземпляры для богатых клиентов желающих, уйти из жизни эффектно зажав в руке маленький инкрустированный золотом пистолетик. Или зарезаться ножиком, усыпанным прекрасными бриллиантами чистой воды. Не каждому такое по карману.
– Красота, да и только. Надо вам сказать, товар у вас, на самый взыскательный вкус. В углу на полу по росту и по весу расположились камни.
– А это, я так понимаю, для тех, кто боится всплыть. Камни развеселили Рудольфа. Они никоим образом не сочетались с тем изыском на витринах и стенах, который украсил бы собою коллекцию лучших музеев мира.
– Для нас каждая вещь имеет цену, и любой из этих булыжников так же ценен, как любой украшенный драгоценностями нож или пистолет.
– Это почему?
– Потому, что нам он принесёт человеческую душу. Остальное не имеет цены и значения. Душа товар вечный, и цена на него всегда высокая. Продаётся и покупается один раз, навечно. Тут главное быть первым. И выкупить её обратно не возможно.
– Мраморные панели стены по ту сторону прилавка, как танцоры, повернулись, открыв для обозрения свои сокровища. Словно галстуки, висели веревки, ремни, куски проволоки, предназначенные для висельников, а также платки, шарфики.
– Шарфики, платочки из чистого шелка, знаете, на них любят несчастные в любви, юноши кончаться. Можем клиенту и узелочек завязать, чтобы без сбоев так сказать, чтобы верно было, аккуратно и без срывов.
– А вот интересно, как же с размерами? Ведь может не подойти.
– У нас всегда и всё подходит. Сопутствующую ритуалу мебель по заказу можем сделать ящик, табуретку, соответствующую росту. Есть крюки, штыри, гвозди, вбил в стеночку, завязал удавочку и прощай. Любой инструмент для самоубийц предоставляется и доставляется нами, на всём стоит печать его.
– Значит, вы этакий филиал преисподней. А кто же занимается непосредственной доставкой инструмента на место самоубийства?
– Бесы, иногда и временно завербованные или случайные люди, но это крайне редко.
– Всё-таки не все самоубийцы уходят с вашей помощью.
– Почему вы так решили?
– А как же обходятся без вашей помощи, бросающиеся с высотных зданий, мостов, обрывов?
– Не беспокойтесь, всё находиться под нашим контролем. Место, откуда бросится человек, резервируется и покупается заранее.
– Это кем же и где?
– Душою, у него, – при этом он указал пальцем вниз. – Раньше в средние века, наши филиалы в Европе, выдавали святошам долговременный карт-бланш, на использование для своих целей во имя веры, площадей перед их соборами и церквями для самосожжения. Веселенькое было время. Любая жертва во имя Его, которые приносят люди, делается при нашей непосредственной помощи. В последнее время заказов практически нет, но предпосылки есть, положение скоро изменится.
– Ну, а если воспользуется человек не для себя вашим товаром, а кому другому приобретает?
– Исключено. – Отхлебывая чай, Рудольф, улыбаясь, сказал: Да как же можно верить человеку, в наше бесчестное время?
– Нечего, мы работаем под патронажем, да и ошибок у нас ещё не было, и не будет. – Последние слова были произнесены с такой уверенностью, что не оставляли никаких сомнений, что оно будет именно так. – И любопытных мы не очень любим, их у нас не бывает.
– Вы хотите сказать, что я сюда зашел не случайно? – А про себя добавил: – И веревку взял не зря. – Эта, смутная догадка обожгла его сознание.
– Я этого не говорил, это сказали вы, и просили наш товар тоже вы. Больше всего люди желают смерти своим любимым, даже тогда, когда им хорошо, они мечтают умереть вместе.
– У вас такое замечательное собрание портретов, кто эти люди?
– Это наши клиенты.
– Неужели. – Да, не без гордости ответил старик.
– Меня привлёк портрет девушки в средневековом одеянии. Очень красивая работа. Умели писать.
– Это, который?
– Тот, что рядом с Маяковским.
– Так это Офелия.
– Она- то к вам как попала? Это же вымышленная героиня. Помнится мне, она утопилась. Причём здесь ваши заслуги?
– Не скажите, прототип существовал, и картина написана с живой принцессы.
– Тогда, вернее всего надо отдать должное не ей, а Вильяму Шекспиру. Это с его лёгкого пера, сошла реклама вам. А кто изображен на самой большой центральной картине? Лик у него, как у святых.
– А вы не догадываетесь?
– Неужели сам, Иуда Искариот. – Еще раз, взглянув на портрет, он увидел подставочку. – А, что это за ларец, под картиной? – Наместник бережно взял позолоченный ларец, и открыл крышку: на дне, на красном бархате, лежала почерневшая от времени деревянная щепка со стойким запахом осины и кусок веревки.
– Это веточка с дерева, на котором повесился Иуда, а кусок веревки с удавки. Эти реликвии – наши талисманы.
– По моему мнению, у вас один талисман – сатана, а это, – указывая кивком головы на содержимое ларца, – сентиментальность и слабость.
– За такую смелую бестактность в свои времена мы вызывали на дуэль. Прошли они, да и вы нам просто нужны. – Наместник произнёс последние слова тихо, четко и жёстко.
Страх начал немедленно овладевать душой Рудольфа. В комнату вошёл Держидом, пройдя за прилавок, он взял один из камней, попробовал его на вес, осмотрел и унёс, клиент созрел, подумал Рудольф. Чай был выпит, хоть был он и горячий, но всё-же, недостаток солнца в жаркий летний день здесь сказывался весьма ощутимо, не помогал даже пылающий камин. Рудольфу стало не по себе, его знобило, он решил, как можно быстрее покинуть это место. И неприятный старик, так очаровавший его сначала, ни прекрасное собрание антиквариата не могли уже больше удерживать его здесь. Он уже чувствовал необъяснимый холодный ужас происходящего. Но не мог его еще оценить, понять, то, что случилось что-то непоправимое, в его жизни, что попал он сюда, далеко не случайно. Одна мысль пульсировала в голове. Бежать. И больше никогда не видеть ни этой лавки, ни её страшных обитателей. Спешно прощался Рудольф с хозяином лавки. Находясь как в тумане, от страха, он не помнил, как выскочил из филиала, преисподней на земле. Со стороны могло показаться, что на выходе, ему дали хорошего нагоняя. Лишь последние слова Наместника.
– До встречи. – Охватывали сердце жуткой, неясной тоской, чего-то неизбежного. Выкину её, и забуду всё, что произошло со мною. Немного отдалившись и успокоившись, Рудольф развязал картины и со спокойной душой, улыбаясь своим недавним страхам, выбросил веревку-удавку. Надо ведь, так было все по – настоящему произошедшее с мною, что я поверил. Это просто впечатлительным стал, нервы сдают. Облегченно вздохнув, он взглянул на солнце, улыбнулся ему и легко пошел, ни чем не обремененный и неотягощенный, счастливый человек. Детский голос, донесшийся до него, остановил Рудольфа.
– Дядя вам верёвочка эта уже не нужна? Я её себе возьму, можно? Мне она очень, очень может понадобиться. – Мальчик в школьной форме с ранцем за спиной держал удавку в руках. В грустных глазах ребенка Рудольф прочитал безвыходное отчаянное положение. Что, что? Могло случиться в его маленькой коротенькой жизни, что ему понадобилась именно эта, чертова веревка. Счастье, которое испытал Рудольф всего секунду назад, исчезло. Он взял быстро веревку, чуть не вырывая ее из рук мальчика. Нет, нет, это я нечаянно обронил, извини, спасибо тебе, беги домой к маме, и ничего не бойся. Мальчик покачал головой, как будто отгоняя, недавние чёрные мысли и волнения, улыбнулся ему и, повернувшись, побежал домой. Только теперь, Рудольф отчетливо понял, какую взял на себя ношу. Служба доставки работает, и он её курьер, курьер из преисподней. Жизнь в одночасье перевернулась, краски до этого радовавшие его, не играли, мир поблёк. Камнем утопленника висела страшная мысль в его голове, того, что он должен сделать. По временам его охватывало безудержное безразличие, да пусть я отдам её хоть младенцу, я сам повешу на ней кого угодно, только бы избавиться от неё. Шелковая веревка, сплетенная из двух, красного и желтого цвета, лежала на его ладони змеей, обжигая сознание своим предназначением.
Потом много раз пробовал он, избавиться от веревки. Но она оказывалась у него снова и снова, то в кармане пиджака, а то и вовсе под подушкой, куда положила ему его мать, нашедшая ее в доме, хотя выкинул он ее совсем в другом месте. Пытался сжечь, она не горела, топил в реке, но её выловила его младшая сестра. Он выпросил так понравившуюся ей, не понятно чем веревочку, не объясняя, зачем она ему нужна. Уже много раз пробовал он вернуть так понадобившуюся ему верёвку, но найти не смог ни того места, где был, ни той двери, что открыл.
Много времени прошло с тех пор. У Рудольфа есть все, что нужно человеку кроме одного покоя. Он боится, что верёвка предназначена для кого-то из близких ему людей, и принесет её этому человеку он сам. У него большой дом, живет он один, не считая прислуги, в его кабинете стоит сейф, ключи от которого он постоянно держит при себе. В сейфе лежит одна единственная вещь – та самая верёвка, у которой на земле только одна миссия. И с ней ни чего не случиться, пока она её не выполнит.
Постепенно он свыкся с тем, что у него есть такой страшный подарок, и даже стал разговаривать с ним, теряясь в догадках, кому он её принесет. Он придумал ей имя, Аннушка, а назвал её так, удавка, удавушка на шее, как в рассказе у Чехова, Анна на шее. Иногда он переставал верить в то, что это всё происходит именно с ним, и тогда он бросал «Аннушку» в огонь камина, но она не горела, вытащив её из огня, он держал холодную верёвку в руках, разглядывал, пытаясь понять, в чём её секрет. Она словно беззвучно смеялась над ним, вселяя нехорошиее чувство. Я схожу с ума. Временами ему хотелось рассказать, хоть кому ни будь, о том, что с ним произошло и происходит и ещё должно произойти, но ему ни кто не поверил бы, да ещё приняли бы за сумасшедшего. Да кому, рассказывать-то? У него ни кого не было. Каким-то невероятным образом близкие люди отошли от него, остались только прихвостни, льстецы, лизоблюды, человеческие отбросы, сопровождающие богатых людей. Бывали времена, когда он забывал об «Аннушке» и тогда это был веселый, ни чем не обремененный человек, излучавший счастье и радость. Видевшие его в такие минуты родные и близкие говорили это наш Рудольф, а постаревшая мать плакала, обнимая сына, но это было очень редко, словно и не было. Время лечит. Мысли, убивавшие его интерес к личной жизни, стали привычными и обыденными, так же как и животный страх, сопровождавший их. Избавиться от верёвки он больше не пробовал. К чему лишние расстройства и хлопоты? Она была даже неким гарантом его безопасности. Ведь пока он ее не доставит, с ним не должно случиться ничего страшного. Со своею жизнью Рудольф все-таки не экспериментировал. Респектабельное положение в обществе, позволяло ему вести светский образ жизни. Его принимали в лучших домах. Состоятельные люди вкладывали свои деньги в антиквариат, а он, как лучший эксперт, помогал им в этом нелегком деле. Собираясь на очередной прием к влиятельным персонам, Рудольф услышал, что из сейфа доносится постукивание. Он открыл его, свернувшаяся змеёй верёвка безмолвно требовала взять её с собою. Возьму подружку свою в свет, пусть проветрится. Он взял верёвку и намотал на запястье руки. На шею накидывать он её побоялся, хотя помнил слова старика, что ему вешаться не придется. В этот вечер, он был окружён всеобщим вниманием женщин, которые не оставляли его ни на секунду. Они буквально изливали своё обожание и восторг. Казалось, что они жили и дышали, сегодня только им. Мужчины тем временем завидовали черной завистью, теряясь в догадках, откуда вдруг появилась такая притягательная сила, у их ни чем не примечательного до этого делового партнёра. Двуцветная шелковая вещица вызывала неподдельный восторг у модников и модниц, они были явно заинтересованы его модным аксессуаром. Рудольфу она как индикатор, показывала людей желающих, уйти из жизни, но еще до конца не решивших для себя этот вопрос. У одних она не вызывала никакого интереса, но были такие которые начинали живо интересоваться. А некоторые женщины даже не прочь были завладеть модной вещицей. Он охотно давал её, поначалу думая, что она не вернется, и наконец, он избавился, от неё. Но веревку неизменно возвращали. У всех примерявших она вызывала разные ощущения. Для одних она была холодна, как лёд, другим казалось жгучей как пламя, кто-то ощущал её тяжесть, кому-то казалось, что она сдавливает запястье или шею, вызывая явный дискомфорт. В кулуарах перешёптывались, что Рудольфу она дорога как память о несчастной юношеской любви. Он стал любимцем общества, его обожали, и везде с ним неизменно была его спутница. Он привык к страху, который стал неотъемлемой частью его существования, он просто сроднился с ним. «Аннушка», как магнитом, притягивала внимание людей. Рудольф это понимал и пользовался им, ни в чём себе не отказывая. Женщины признавались ему в любви, рассказывали коммерческие тайны своих мужей. Он пользовался её черной энергией. Ни одна сделка не проходила без её участия, он чувствовал её присутствие. Если он делал что-то не так, она сковывала его запястье холодом, если же всё шло хорошо, тепло исходило от неё. Иногда он забывал брать её с собою, и тогда темные мошеннические сделки, пахнущие большими барышами, были запрограммированы на неудачу. На сделки, не идущие вразрез с законом, она не реагировала, ей они были безразличны. Рудольф понимал: это плата, темный талисман тёмных сил оплачивал свою доставку, заранее, с лихвою, открывая неограниченные возможности. Ему, это нравилось и даже очень.
Время никого не ждет Рудольф уже немолодой, очень преуспевающий в своем деле человек, которого мало чем удивишь. Появлявшийся нечасто на светских вечеринках, раутах, в силу некоторой степенности и пресыщенности такими мероприятиями, он всё-таки не отказывался от приглашений, которые способствовали его делу. Именно на таких приемах он знакомился со своими будущими клиентами. В руках он неизменно держал и слегка помахивал распушившиеся концы своей верной спутницы, это придавало ему этакий шарм, присущий только ему, остальная ее часть была обернута змеей на запястье. Знакомясь с очередным своим клиентом, представленным ему мэром, коему он оказывал услуги, имея при этом неплохой процент со сделок. Прошу любить и жаловать, это Рудольф, наш знаток по вложениям, для души, ума и сердца. Очередной богач, представленный ему, ничем не привлек его внимания, но сопровождавшая его семья живо заинтересовали Рудольфа, особенно дочь, высокая брюнетка с гордым высокомерным взглядом. Девушка была с яркой внешностью. Рудольф не мог не выразить своего восхищения, и сказал её отцу.
– Можно я украду сегодня вашу красавицу дочь. – При всеобщем согласии Рудольфу поручили опекать красавицу, и он с удовольствием взял на себя эту обязанность. Весь вечер они провели вместе. Девушка ни разу не обратила внимания на его интригующую всех « Аннушку». И даже Рудольф забыл про неё.
Что с человеком делает любовь? В любви он растворяется, забывая, что с ним было прежде. Прошлое уходит, горести, разочарования приобретают эфемерное чувство состояния небытия. Любовь перечёркивает все: страх, боль, а главное – разум. Рассудок, ослабевает, теряется в собачьей верности к объекту вожделения и доводит порою кого до подвига, а кого до гробовой доски. Любовь не очень качественно заменяет инстинкт самосохранения, который в итоге со временем переходит в инстинкт эгоистичного самоудовлетворения. Чувство всеми нами прочувствовано, но, никем так и не понято.
Рудольф впал в сладкие грёзы любви с мыслью, если вдруг что-то случится, он спасёт её. Самонадеянный, влюбленный, скоро, очень скоро он это поймет, а пока Рудольф тешил свое тщеславие, глупой мыслью о том, что сам делает свою жизнь. Так и случилось. Через некоторое время, они поженились и окунулись в радости семейной жизни. Всю нерастраченную за долгие годы отчаянного страха за близких людей любовь, Рудольф отдавал с упоением своей супруге. Но она как казалось, в этом не очень нуждалась. Ей было хорошо. Молодая, не обремененная каким-либо делом женщина, со временем начала скучать, а как известно, от однообразия человека посещают весьма сомнительные идеи. Тем более красивой женщине оказывала внимание вереница молодых людей, ввергая её в пучину плотских утех. Рудольф был слеп от любви, у него не было тени сомнений в ней, он был уверен, что платить ему изменой она не будет, ведь он её так любит. Счастью его, казалось, не будет конца. Но молва людская, очень коварна. Поначалу Рудольф отмахивался от доходивших до него слухов, приписывая их завистникам. Время шло, жизнь доказывала правоту шепчущих знакомых людей. Он отказывался верить. Всё произошло весьма банально. Он застал жену в постели, с любовником. Жизнь разрушилась в одну секунду. Большое придуманное счастье свернулось в маленький комочек зла. В разговоре на повышенных тонах выяснилось, что вышла она за него, чтобы уйти из-под затянувшейся опеки родителей, да и деньги сыграли не последнюю роль в выборе. А больше всего её привлек модный аксессуар веревка на его запястье в первый вечер их знакомства.
– Так тебе нужна веревка! – Он кинулся в свой кабинет, открыл сейф, в дальнем углу, за пачками денег, лежала она. Рудольф сильно сжал её в руке, до хруста в суставах, про себя решив, чему быть, того не миновать. С холодным выражением лица Рудольф зашел к супруге, швырнув ей веревку со словами.
– Ты хотела её, теперь она твоя. Он ушел. Вернувшись глубоко ночью, Рудольф нашёл уже холодное висящее тело. Заказ доставлен.
Прекрасный прилавок из эбенового дерева, прекрасные картины, за прилавком сидит Рудольф в руках он вертит концы распушившейся веревки привязанной к золотой цепи, на конце которой золотые часы, оставленные ему предшественником. Преисподняя ждёт.
2.11.15 г.