Хотите, верьте, хотите – нет

Пильнов, М. Хотите, верьте, хотите – нет [Текст] / М. Пильнов

// Путь Октября. – 1971. – 30 декабря. – С. 4.

 

Мои приятели сказали:

Сиди и не двигайся. Заяц сам набежит на тебя, и его тебе тогда останется, как говорят бывалые охотники, только хлоп – и в сумку.

– Да не верти головой, – напут­ствовали они меня, словно моло­дей мамаша, отправляя ребенка первый раз в первый класс.

Друзья еще дали мне несколь­ко полезных советов, и скоро их белые балахоны растаяли в снеж­ной белизне.

После их ухода на загон я ос­мотрел прогал оврага, на кото­рый, по теории вероятности моих единомышленников, должен вы­скочить заяц, прикинул расстояние до отдельных предметов и, сбро­сив лыжи, не торопясь, подсу­нул их под себя.

Потом снял рукавицу, вытянул на уровень возможного выстрела ружье, и, прижавшись к осине, пустился в блаженные размышле­ния.

Должен сразу оговориться, раз­мышлять в уединении было моей слабостью. Вот и сейчас в голове всплыла картина сборов на охоту. Друзья в полном боевом снаряже­нии нетерпеливо топтались у крыльца дома, а я и моя жена никак не могли отыскать маскха­лата. До отхода автобуса остава­лись считанные минуты.

Уже на ходу она сунула мне в вещмешок сверток с едой.

Мы свернули к автовокзалу, когда к великому неудовольствию моему и своих друзей я вдруг обнаружил, что забыл патронташ.

Один из моих товарищей не выдержал и даже сплюнул.

Но друзья, как говорится, познаются в беде.

– Вернись! – крикнули они. – Возьмешь патроны у нас.

И если бы в эту минуту с на­ми рядом оказался Ашраф-агай, он обязательно сказал:

– Пути не будет, а не будет пути – не будет и удачи…

Интересный этот человек, Ашраф-агай. С его слов, он редко когда не поражал цель. Мы, прав­да, придерживались другого мне­ния, но старались не обижать старика. Зато послушать его рас­сказы – одно удовольствие. Одним словом, был Ашраф-агай, как говорят у нас в любительском об­ществе рыбаков-охотникив, – боль­шим художником слова. Й нам, мо­лодым охотникам, не всегда уда­валось определить в его расска­зе границы между правдой и вы­думкой.

Зато после его очередного охот­ничьего эпизода у нас от смеха всегда покалывало в боках.

Конечно, мы тоже не всегда оставались только слушателями. Нередко подтрунивали над стари­ком. Предметом безобидных шу­ток чаще всего служили его лы­жи. Даю гарантию: таких лыж в Мелеузе больше ни у кого нет. Старые, потрескавшиеся, с разогнутыми носами, они чем-то по­ходили на своего владельца. Од­на лыжина со стороны пяток со­стояла только из половинки. Обе, для скрепления, были обиты бе­лым железом, из которого делают на консервном комбинате банки для сгущенного молока. Зато и гну­лись, и скользили бабаевы лыжи не хуже наших.

Как-то раз Ашраф-агай оказал­ся на своих скороходах впереди нас. Спускаясь с уклона, он сде­лал вираж – и, круто развернув­шись, исчез в прогалине заросше­го лесом оврага.

Только обладая чутьем легавой, мы сразу поняли, что здесь что-то не то, и взяли его след.

Наткнулись на него буквально за горой. Он сидел на лыжах и, попыхивая самокруткой, перема­тывал портянки. Рядом, у ног, торчала в снегу двустволка. Вдоль лыжи явственно проступали отпечатки заячьих лап.

След обрывался прямо под бабаем.

– Сейчас куяна живьем брать будем, – сказал он гордо, и, под­нявшись, оглянулся назад. Торже­ство сменилось отчаянием. Про­бормотав слова, которых не встре­тишь ни в одной литературе, он схватил ружье и бросился в по­гоню.

Только тут мы поняли, как лов­ко обвел заяц бывалого охотника. И не только обвел, но ударил по его престижу на глазах молодых охотников.

А дело было так. Наткнувшись на косого, старик погнался за ним. Тот то ли со страха, то ли от мудрости юркнул в снежную нору. Ашраф-агай не спешил с пленени­ем ушастого, принялся пере­матывать портянки. А тем време­нем заяц, не будь дурак, пробил толщу снега с другого конца – и был таков, оставив на память Ашраф-агаю вместо автографа от­печатки своих лап.

Случались со стариком и другие конфузы. О всех не расскажешь.

По больше всего он любил при­хвастнуть меткостью стрельбы. А когда, бывало, «мазал» на наших глазах, как бы в оправдание гово­рил:

– Дробь не та! Или – пороху не досыпал…

За мыслями так и бежало неза­метно время. Вот уже слышны голоса моих товарищей. Я стал весь внимание.

И тут на прогал выскочил бе­ляк. Он скакал не спеша, совсем не чуя опасности. Грянул выстрел, заяц вначале подпрыгнул, а по­том ошалело бросился бежать.

Ноги сами подхватили следом за ним. Заяц был ранен. При каждом прыжке из него, словно из шприца, выбивала алая струй­ка. Так продолжалось километра два.

Но вот алые пятна стали попа­даться реже. А на одной из лежа­нок на снегу оказался большой клок заячьего пуха. После этого пятна на снегу вообще исчезли.

Выбившись из сил, я вернулся к товарищам. Они выслушали мой рассказ и не без иронии заключи­ли:

– Все понятно – дробь не та!

И уже подъезжая к городу, один из моих друзей не удержался и опять съязвил:

– А сумки с красным крестом ты на длинноухом случайно не за­метил?

Видя мое недоумение, сам же ответил:      ,

– По всему, похоже – не разглядел. Я к тому, что заяц-то то­го, с роковским образованием… Вырвал, клок собственной шерсти и заткнул рану.

Теперь я боюсь одного, как бы обо всем этом не узнал Ашраф-агай, у которого от такой охот­ничьей новости со смеху может разболеться живот.

М. Пильнов.

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *