Сторож
От не понимания современности, и безнадёжности ассимилироваться в новое создавающееся общество купцов, барыг, и просто спекулянтов подался я, как буддийский монах в малонаселённые районы отходить от пьянства, и праздного проведения жизни. Директора овощного ларька из меня не вышло, и я стал сторожем на базе отдыха одного из многочисленных водохранилищ, нашей необъятной родины. Выделили мне место для проживания. Домишко кирпичный, печь дровяная, вода в ручье, вообщем, самое то место, для познания себя, и определения в пространстве этого себя. И стал я единственным, и не повторимым Богом и царём в вверенном мне хозяйстве. Первая ночь на новом месте приснись жениху невеста. Только чувствую, будто кто-то грызёт мне ногти на ноге. И этот кто-то, не я, пальчик на одной моей из любимых ножулек. Показалось наверное, а потом эдак скоренько бежит по мне, вприпрыжку, как дети, на кровати при этом радуясь, от счастья. Застывши подобно восковой фигуре от страха, и лёжа прикинувшись египетской мумией, я соображал, какая тварь на мне веселиться. Муки любопытства интересного и неизведанного подстёгнутые страхом, смели меня с моего ложа, при этом я даже левитировал. Свет, осветивший мою келью, показал, что в доме я не один, помимо меня, жили в нём, мыши. Вторжение на мою территорию и оккупация непрошенных хвостатых гостей, разносчиков смертельных болезней, меня разочаровала, и даже скажу больше, очень сильно не обрадовала. Одна из них сидела в середине комнаты, и толи считала у себя коготки, толи молилась, и всем своим независимым видом показывала, что терпит меня только потому что ей понравились мои ногти. Подруга её тем временем резвилась, нарезала круги по периметру, получая дикое удовольствие. Такое поношение на государственных особ, меня естественно взбесило. Тапок, который вылетел с моей стороны по сидящей мишени, цели не достиг, хотя бухнулся именно туда, где сидела эта тварь, цель ретировалась за мгновение до того, как снаряд занял её место. Заведующий заведения, устраивавший меня, очень мне рекомендовал кошечку, которая залезла на стол, и вкушала неосторожно оставленную на столе привезённую мною провизию, а именно колбасу, на которую у меня были большие виды. Деликатесом потчеваться не пришлось в виду частичного уничтожения, в порыве гнева обожравшееся животное пришлось выгнать со всеми пиндальными почестями. Из-за брезгливости оставшийся кусок отъеденного провианта ушел на подкуп собаки, которую он не привередничая и даже не нюхая, уничтожил не пережёвывая. Поздно поняв, что чистый без нервов сон, зависит полностью от кошки, я вышел в ночь, и при первом кыс кысе кинутым в темноту, появилась высокомерно оскорблённая морда, всем своим видом характеризуя меня, как подонка и жадину. Приглашая животное для переговоров в залу для дипломатических приёмов. Мило улыбаясь, заискивающе и виновато заглядывая в зелёные глаза, я хотел угадать настроение переговорщицы. Морда, была без эмоций, но ехидство со словами. – Куда ты, без меня. Светились неоновым рекламным светом во взгляде. Сидя на своём ложе, и зачитывая секретный протокол переговаривающихся сторон, я особенно упомянул, что не потерплю пребывания на трапезном столе наглых лап, хозяйка которых уподобляется при этих действиях свинье, которая водружает свои копытца, на скатерть, попирая тем самым правила этикета, и буду пресекать такие нелицеприятные поступки, вплоть до карательных мер. При этом ставлю на довольствие и буду кормить со своего царского стола, своей властною рукою. Все пойманные и привлечённые к ответственности пленённые, отдавались на усмотрение противоположной стороны. После чего выключил свет, и предался чуткому, и блаженному сну. Никто мне не приснился в первую ночь, насыщенность дня, и некоторая усталость, выключили меня основательно, кошара согласно договору охраняла моё пребывание в царстве Морфея.
Помимо кошки в царстве хозяйстве, мне достались. Две лошади, мамаша и дочка, вышеупомянутая собака, которая меня не подпустила, и даже хотела меня попробовать, откусив энную часть моего филея, за что отделалась оскорблением в её сторону, а также петух с четырьмя курицами. Петушара был наглый, и клевачий, да ещё и голосистый, как оперный певец, за что был наречён Карузо. Верноподданные ко мне не прониклись любовью. Для усмирения всего этого зоопарка мною предпринимались всякого рода милые штучки. Так началось моё царствование.
Кто сказал, что куры не летают, летают да ещё как, правда не высоко, и недалеко, но всё же они пользуются своими крыльями любезно предоставленными им создателем, для преодоления всякого рода преград. Преграда которая не давала курицам покоя, был забор, за которым находился, местный охранник, а именно пёс. Которому было дано имя Адольф, человека назвать таким именем не можно, а ему самый раз. Сей весёлый и озабоченный двумя вещами кобель, а именно, где поиметь самку, и сожрать, что нибудь, ещё обладал даром приманивать к себе всякую живность, сидя на цепи, кудесник одним словом. В одно прекрасное морозное утро, находясь в прекрасном настроении, сидя у окна и попивая горячий чай, заедая его булочкой с маслом. Глядя, как радуется за окном моя псина, пробегая мимо окна, он заглядывал в него, встав на сугроб им же натоптанный и утрамбованный. Адольф молодецки подпрыгивал, и радостно бежал по протянутой цепи, то в одну, то в другую сторону, как бы прячась, скрываясь из моего поля зрения. Так мы играли и радовались жизни. В очередной раз, пробегая и виляя хвостом, он исчез, долго не появляясь. Догадка чего-то не доброго сразу созрела у меня.
– Чего это, нету, его, чего он там задержался? Отстранив булочку, и чай в скоростном режиме, я выскочил во двор, но было уже поздно курица возомнившая себя Боингом пала под лапами, весёлого и довольного собою охранника. Оно и понятно мясом его баловать было не кому, а на кашках далеко не уедешь, в рационе животного должны присутствовать белки и жиры. Тем более ходящие без надзора за забором куры не давали угомониться фантазиям зверя. Отнимать трофей у него было пока бесполезно. Пёс, прижав тушку передними лапами, смотрел на меня. Улыбка радости и безмерного счастья не слезавшая с его морды, жутко меня раздражала. Пришлось открыть митинг по поводу безвременно ушедшей от нас курицы, тем самым заговаривая этому беспредельщику зубы, отвлекая его от жертвы, чтобы экспроприировать её в своё удовольствие. Хищник со всем присущим ему уважением слушал меня при этом не выпуская птицу из под лап, если бы он мог аплодировать, он бы это сделал, так он проникся к моей пламенной речи, по поводу усопшей. Отвлёкшись на секунду, оторвав лапы от куры, чтобы наверное утереть слезу, он её лишился, я был проворнее, и выхватил птицу. Мораль всего этого, прекрасный куриный бульон. Пока я разбирался с разбоем в моём жил товариществе, Кошара вероломно нарушила пакт о не нападении и не нарушении границ стола. Сливочное масло, оставленное мною в спешке спасения, уже почившего члена нашего маленького общества, слизывалось в хамско-ценичной форме, которую я присёк, не замедлительно подвернувшимся мне валенком. Цель была поражена с некоторыми потерями, в виде снесёнными за собой со стола чашками и ложками, они были пусты, и из алюминия, не долизанное масло, отправилось в утешении собаке. Кошара была лишена дипломатической неприкосновенности, и депортирована в сугроб путём вышвыривания, при этом она царапалась и даже хотела укусить. Во время перемещения по воздуху вдогонку было предъявлено обвинение в крысятничестве. Последнее было воспринято, как оскорбление всему кошачьему роду, и неподдающееся осмыслению сравнение, было заявлено нотой протеста. В последующем, в оправдание своих действий кошара, как всегда принёсла удушенную мышь, возложив её на середину залы, тем самым подтверждая, что основные пункты договора соблюдаются. Дабы не повторялись перелёты через забор крылатой флотилией, было решено обескрылить оставшийся лётный состав, путём обрезания крыльев состоящий уже из трёх куриц и одного петуха. Для того чтобы не бегать за курами мною был изобретен способ их поимки. Которым я любезно делюсь с вами, пластмассовый тазик накидывался на куру, и всего-то делов. Первым, что она вытаскивает из под него это крыло, которое тут же лишается перьев путём их отрезания ножницами. Командир эскадрильи, глядя, как его подружки лишаются своих перьев, предпринял попытку, отбить у меня очередную свою даму попытавшись клюнуть, за что был отправлен в нокаут, пинком. Бухнувшись об забор, и сползая, прикрыв глаза, заволоченные туманной плёнкой, он хрипло и нецензурно ругался. Тем временем я занялся его другой подружкой, при этом потеряв бдительность. Очухавшийся после падения петух, применив тактические знания боя, доставшиеся ему на генетическом уровне, бесшумно поменяв дислокацию, занял стратегическую возвышенность в виде сугроба, выиграв тем самым обзорность, и место для атаки, и манёвра. Лишив меня, его полного визуального наблюдения. В то время когда я навис тучей и глумящейся улыбкой над очередной жертвой с ножницами в руках, и уже было собрался резать крылья, Сорвавшийся с высоты петух, летел снарядом мне в висок. Близорукость, доставшаяся мне с детства, и очки носимые мною спасли меня. Отражение на внутренней стороне стекла в виде тени, и животное чувство самосохранения меня отклонило в сторону, Карузо промахнулся, его промах ему обошёлся дорого. Этот не побоюсь этого слова Икар, мог лишить меня жизни, достигни он своей цели. Экзекуция курицы отложилась, весь мой запал достался петуху. Тазик который настиг его оглушив, тут же накрыл и его, цветастые переливающиеся крылья были подрезаны, при этом на выходе ему было дано ускорение в виде волшебного пендаля, от которого он шмякнулся уже об известный забор. От обиды в последствии, он потерял свой звонкий голос, меня благоразумно обходил, но гонял всех и вся, хулиган в своём отечестве.
Не люблю я лошадок, нету у меня к ним любви. Правильно говорили богатыри русские « волчья сыть, травяной мешок». Лошадки платили мне той же монетой, воду с моих рук не пили, перебивались снегом, питались сеном ну и овсом, правда от последнего не отказывались. Нелюбовь моя к ним родилась сразу по прибытии во владения. Любили они погулять, что с них взять, дамы. Лошадки периодически убегали, и мне приходилось искать их по многу часов, в лесу, собирая попутно клещей. По следам оставленным копытами, на ещё не высохшей земле, выслеживая их, мне очень хотелось, чтобы из них уже сделали колбасу. Я бы и не искал их, но они у меня висели на балансе, и были вписаны во вверенное мне имущество. В один из весенних их побегов, один мой товарищ сторожил базы, и знаток повадок этих дам, по оставленным ими следам, поведал мне, что эти чертовки ушли на луг, который находился очень далеко. Решено было добираться до луга по воде на весельной лодке, это было быстрее и менее проблематично. А уж оттуда товарищ мой, кстати, инструктор по верховой езде отправиться верхом ну, а я вплавь на лодке. С собою мы взяли только уздечку, и седло. Где то в середине пути к нам подошёл на моторной лодке, местный рыб инспектор. В весеннее время, во время нереста, ловля и нахождение на воде запрещены. На вопрос, что вы тут делаете? Афоня ему сказал, что мы ищем лошадок, я добавил, и уточнил, двух лошадок. Осмотрев нас, и окинув взглядом нашу лодку, он увидел седло, и ни каких принадлежностей для браконьерской ловли рыбы. По недоумённому взгляду инспектора, мы поняли, что он в полном замешательстве. Два мужика ищут на воде лошадей, которые ушли толи купаться, толи к ним приехал отдыхать, дурдом. Молча, и с какой-то опаской, отходил от нас инспектор, поддавая газу, и нервно оборачиваясь.
– Чего это с ним? – Спросил меня Афоня.
– А, что бы ты подумал, если бы встретил в лесу людей, которые сети в лесу, на рыбу расставляют. Мы достигли луга, где лошади мирно паслись. Не любил я лошадей.
Зима, ночь, два часа, приспичило меня, сгонять по быстрому туда, куда самодержцы пешком ходят, чего я съел такого, что меня несёт, тянет в отхожее место, холодно, но надо. Накинул фуфаечку, побёг скоренько, чтобы успеть до того как оконфузиться, хоть, и не перед кем, но аристократическое воспитание полученное в дошкольных учреждениях, вовремя добраться до горшка, не отнимешь. Нужник, выстроенный по эскизам наших зодчих, не отличался никакими архитектурными излишествами, был, как все, единственным дизайнерским решением украшавшим его, было оконце на двери в виде карточной масти треф, заморочился мастер в своё время. Но не успел я достичь цели, как вдруг треск со стреляющим раскатом раздался со стороны загона с лошадьми, находящегося позади туалета. Ржание, и топот копыт мечущихся по загону лошадей, ввел меня в жуткий ужас. Икнув, я проглотил сигарету, и уже стоя, в хате у печки, соображал, что произошло, и что делать? Мысли о стае волков и медведе шатуне не давали мне покою. Фантазия рисовала мне лошадок с перегрызенными глотками, которых рвали волки, и почему то вывалившееся исходящие паром кишки на морозе. И вот ведь, сиди дома, держи оборону, так нет, любопытство, если бы не это чувство, люди ни чего бы, ни сделали, так и жили бы в пещерах. Да, и ещё чувство ответственности, привитое мне в октябрятской звёздочке, с заветами Ильича, и подвиг Мальчиша-Кибальчиша толкали меня, поглядеть, что всё-таки случилось. Надо было экипироваться, предусмотрев любые непредвиденные случаи могущие возникнуть во время этого сумасшедшего мероприятия. Ружья у меня не было, поэтому я вооружился вилами, к ним прикрутил скотчем фонарик. Фуфайка, стёганная перетянутая солдатским ремнём, топор за ним, в полусапожках, нож, щитом мне служила крышка от бачка, к которой я прикрутил горящую головёшку из печи, дым отгоняет зверьё. Сбоку повесил мощный фонарь, которым в случае чего я хотел ослепить противников, и воспользовавшись временной их дизореинтацией, навалять им по полной, чтобы знала французская шваль, на кого лезут. Выглядел я как, крестьянское ополчение во времена войны с Наполеоном. Затем подумав, я надел поверх шапки ушанки, эмалированную кастрюлю, ежели сзади захотят укусить голову фиг вам, это же железо, мать вашу. Кстати со спины надо тоже как то обезопасить себя, благо со столовой посуда хранилась у меня, за ручку крышки от бачка привязал верёвку, и за спину, веревку завязал на груди, ну вот со спины я тоже защищён. В окончательном варианте я выглядел очень воинственно, тевтонские рыцари со всеми их орденами, нервно курили в сторонке в предобморочном состоянии. Жаль, зеркала не было, да и не надо, я знал, что на любом параде был бы в числе первых воинов. Шум отгоняет зверей, магнитофон, направленный в сторону предполагаемого противника, и включенным звуком на полную громкость, застыл в преддверии атаки. Одному идти было, не очень-то комфортабельно, и даже холодно, и я зашел к верному другу своему псу, Адольфу. Увидев меня, псина, подумала. – Ну, всё, сошёл с ума, это клиника, и скрылась в своей будке. – Вероятно, он молился. Я подошёл к его жилищу, и заглянул во внутрь. У меня всегда было подозрение, что он не такой балбес, каким прикидывается. Собака забилась в дальний угол, на призывы выйти, молчала. Я понимал что мой прекрасный ночной костюм, на любого доктора психиатра навеял бы мысль написать докторскую диссертацию по психиатрии с заголовком, случаи из моей практики. Труд, который займет яркое место в медицинских справочниках по психиатрии в разделе вялотекущая шизофрения обострённая чувством ответственности. Короче, псина не выходила, и ни в какую не хотела составить мне компанию, чем у меня вызвала подозрение, что всё очень плохо, там медведь шатун, собаки на них не лают. Вот тут, надо было бы остановиться, но героями не рождаются, ими становятся, вопреки здравому смыслу. Адольфу было выражено призрение от всей пионерской организации и всего прогрессивного человечества, а так же, ему было высказано, что его проклянут на страницах «Пионерской правды». Призрение не возымело должного действия, он его игнорировал. Со словами предатель и себялюбивая сволочь, собрав всё мужество в органах определяющих мужчину, я вышел в поход, до кучи прихватив штыковую лопату, дань моей службы в стройбате. Не хватало только хоругвей определяющих моё войско. Окинув взглядом путь который мне предстояло пройти, я включил магнитофон. Тишину зимней ночи разорвала группа AC DC, придав мне уверенности, головёшка дымила, как паровозная труба. Подобно бронепоезду светлого будущего, с лозунгом всех юнатов «Спасём животноводство» бряцая доспехами продвигаясь по тропе в свете фонаря прикрученного к вилам, я медленно достиг загона с лошадьми. Из темноты медленно выплыли морды, живых и здоровых лошадок. Они смотрели на меня, что творилось в их головах, я не знаю, но впервые при виде моей неотразимой персоны, они обе заржали. Не могу сказать от радости или так просто, что им лестно меня видеть в столь позднее время. Причиной оглушительного треска был дуб, треснувший надвое от снега, меньшая часть его угодила в загон, испугав животных, от этого они и возмущённо ржали. Увидев причину, я скинул с себя амуницию, и закурив, спокойно и облегчённо с чувством исполненного долга, пошёл обратно. Ведь я же, герой.
Летнее время, когда базы заполнялись туристами, мне не нравилось, шум, гам по базе ходит 200 человек все пьяные, а для моей не окрепшей психики это хуже некуда. Люди приезжают на два дня и берут с собою провианта, как будто собрались 40 лет ходить за Моисеем, при этом ни в чём себе не отказывая. Уж если шашлык то вёдрами, водка ящиками, и всего остального без меры и ограничений. Но всё съесть привезённое не под силу, а везти с собою оставшиеся продукты, было не по буржуйски, без этакой демонстрации собственных возможностей, и вальяжности с которой они это делают.
– Что же мы, ещё разве себе не купим, не обедняем. – И поэтому ими кормили моих животных, в первый месяц туристического сезона это ещё было актуально, но после месяца шашлычно-колбасной диеты даже мой пёс, мечтал о салатиках. Не один раз я испытывал гордость за своего хищника, когда его угощали сервелатом, он демонстративно отворачивал морду, я при этом говорил.
– Дрессировать надо уметь. – Женщины восхищались, мужчины завидовали.
Осень самое очаровательное время, сезон закончился, на базах никого, тишь и благодать. Воду с водохранилища начинают потихоньку сливать, чтобы весной его наполнить вешними водами. Естественно пляж, где купаются люди летом, постепенно осушается, вода уходит, и там начинают появляться уплывшие от народа часы, брошки цепочки с крестиками, кулонами. На соседней базе охранник нашёл золотую цепочку, продал, купил машину, повезло, да и ещё как. Жаба давит, а мне, а как же я. В одно прекрасное осеннее утро, решил я прокатиться на катамаране, вода чистая, прозрачная просто чудо, дно как на ладони, да ещё его, и солнце освещает. Заодно думаю, и дно осмотрю, может, найду чего. Всматриваясь в глубины, внимание моё привлёк толи бочонок, толи рулон, посередине перевязанный, или перетянутый толи верёвкой толи резинкой, прямо как в американских фильмах, да ведь это же, – Доллары!!! Вода уже была холодная, посему нырять я не стал. До берега было не больше 10 метров, сейчас наберу всяких палок, и выволоку свои денежки на берег. Скоренько добравшись до берега, я выпросил удочку телескопическую у моего сменщика, Василий Петрович спросил.
– Зачем тебе, ты же не рыбак. Кроме сетей ни чего не знаешь.
– Надо Петрович, надо. Меньше будет знать, сухо будет спать. Скажи им с Юриком, так они эти аквалангисты начнут помогать, ещё и запросят долю. Деньги тишину любят, но камень подозрения, благополучно заброшенный в голову товарища, лишил его покоя. Затем я погрузился в лодку, и отплыл в своё безбедное будущее. Мысли радовали. Это сколько же там долларов, если скажем купюры по доллару, оно конечно не много, но таки приятно, чем ни чего. А потом, ну кто будет хранить по доллару, минимум по 10, рулончик такой приличный. Так в думах о прекрасном, я достиг цели. Отыскав свою находку на дне, лёжа на носу лодки, я опустил удочку, и толкнул свои деньги, ближе к берегу. Сопротивление воды на удилище, вибрация ни чего не дали, рулон остался на месте, лодка естественно отошла в другую сторону по всем законам физики, пришлось опять искать находку. Поднятый бурун мути оседал медленно. А вот и он, надо поблагодарить Создателя. Устремив взор к небу, я произнёс хвалу.
– Спасибо тебе Всевышний, ты не оставляешь меня, думаешь обо мне, короче спасибо. Кстати надо будет диван купить, и вообще мебелишкой обзавестись. Муть спала, удилище не годилось, весло подойдёт, оно не прогибается. Опустив весло в воду до конца, я не достал дна, длинны не хватило, пришлось закатать рукава на рубашке, мочиться не хотелось, но куда деваться, деньги на берег, как киты не выпрыгнут. Опустив руку по плечо, я достал до дна, подведя к рулону своё орудие толкнул его, при этом воткнув весло в илистое дно, чтобы не отплывать от места. Пока муть спадала, я думал, ну какой осчастлививший меня гражданин, будет бабки держать в 10 долларовыми купюрами, да там по 50 долларов бумажки, не меньше. Кстати надо ремонт сделать, это ежели там по полтиннику бумажки. Да это целое состояние. Мои товарищи, заподозрившие меня в сокрытии чего то позвали меня обедать, я ответил что есть не хочу пусть трапезничают, без меня. Эти голодранцы ходили по берегу, как волки, ожидая, когда я всё таки доберусь до него, но виду не подавали. Юрик друг и собутыльник ходил по берегу, как кот возле миски со сметаной спросил.
– Ты чего там нашёл. Иди, иди Юрик, жалко мне их нищебродов надо будет им водки, что ли взять. Муть спала, моё благосостояние двинулось ближе к берегу, и ко мне, из глубин забвения.
– Господи ты всегда меня любил, конечно, я был не справедлив к тебе, но сейчас, я всё понял и осознал. И снова толкнул я денежное довольствие, ближе к счастью. Петрович позвал меня пить водку.
– Спасибо я с голодранцами не пью. Толкнул я снова к берегу моё зелёное счастье. Ну, кто будет хранить по 50 купюры, ведь всевышний так ко мне хорошо относится там точно по 100, это сколько же в рублях то. У-У-У, вот счастливчик я, толкнув бабло ближе к берегу, подумал я. И вообще надо сменить однокомнатную на двухкомнатную, и женюсь честное слово женюсь, хватит уже одному по свету мыкаться. Два зорких глаза между тем внимательно следили за мной из прибрежных кустов, это чего же нашему придурку, там так повезло то, чего он там такого нашёл. Третий час я барахтаюсь, выуживая безбедное будущее, продрог. А берег всё ближе и ближе, вода холодная одежда на мне мокрая, ещё немного и я буду вознаграждён за труды стократно не меньше. Где то в середине моего пути, когда весло уже опускалось на дно, наполовину, у меня начало закрадываться змеёй сомнение, а может это не деньги. Да нет, а что же ещё, да и потом, Всевышний меня не оставит, ведь я так его тут восхвалял он просто не посмеет, ну конечно это валюта, зелёная перехваченная по середине тёмной резинкой всё как в кино, у наших толстосумов дань моде ни кто не вышибет. Сделаю заграничный паспорт, поеду, посмотрю, как люди в мире живут. И вот я подцепил веслом свою удачу, и осторожно начал подъём. Солнце светило, из воды было выкинуто на берег моё благосостояние, оно шлёпнулось на камни я тем временем, отходил от берега, уперев весло в дно эсминца. Я стоял с гордо поднятой головой, как та девушка с веслом, которая украшала собою все парки нашей страны. К моей находке из ближайших кустов с разных сторон, бежали оборванцы, одним взмахом весла я достиг берега, и выпрыгнув на него очутился рядом со своими друзьями которые склонились уже над находкой. Распрямляясь, они спросили, а ты вообще, чего доставал. Глядя на их серьёзные физиономии, я растерянно спросил.
– А разве это не доллары. – Согнувшись на пополам, они ржали? Как лошади в ту злополучную зимнюю ночь, а на берегу лежал набухший от воды, женский Tampaks.
Поздняя осень, последние теплые дни выдались, я сижу на крыльце сторожевого дома. Рядом со мною сидит кошка, щурясь на солнце, пёс хвостом виляет, улыбается. Расплодившиеся куры клюют, кто что найдёт, петух зорко смотрит за эскадрилью. Не далеко пасутся лошади, тоже чего-то жуют. Глядя на чистое небо, я сказал.
– Скоро, зима. Мои животные, все разом повернули свои головы, в мою сторону, и грустно посмотрели на меня, подумали. – Господи, спаси и сохрани.
26.03.20г.