Поспелов, С. Карьера Аркадия Федюнина : рассказ / С. Поспелов. — Текст : непосредственный
// За урожай. — 1961. — 28 июля — С. 3.
Аркадий Петрович Федюнин суетливо двигался по комнате, хватался за голову, тер виски, мучился как от зубной боли, разговаривал с собой…
— Нечестный человек, хозяйство развел, жена торговка, минимум не выработала… Дарья!
— Зачем я понадобилась? — отозвалась из кухни жена.
— Раз зову, значит, нужно! — крикнул Аркадий.
— Вот и я, — закрывая за собой дверь комнаты, — сказала Дарья.
— Все цветешь, наливаешься!
— А чего мне сохнуть- то. Чай мы живем при достатке.
— Конечно, чего тебе. Принесешь беремя, так нет, возом волоки… А ведь люди-то не слепые. Все теперь, кончено! Ездовым председатель предложил. Удивляюсь, говорит, почему вас до сего времени не судили. Это меня Доронин подвел, Доронин! По-соседству уважил!
— Не мужик ты у меня, а тряпица! — Дарья повернулась перед мужем своим полным телом и вышла.
Аркадий Петрович, небольшого роста, с лисьими повадками человек. В народе держится на виду, ходит с опаской, словно боится, как бы не оступиться. При разговоре смотрит себе под ноги, как-будто ищет на земле потерянные им слова. Выдает он себя страдальцем за общественное дело. На собраниях и заседаниях любит козырнуть заумным словечком, хотя и сущности его не понимает.
На последнем заседании Федюнин разносил заведующего птицефермой.
— Нужно корм поднести по методу, — выкрикивал он, — с рационом, тогда и яйцо будет. Надо уметь, и делать все это с прилежанием. Породу знать…
— В заведующие метит, — шепнул Доронину рядом сидевший счетовод.
— Там же счетчик к каждой несушке не поставишь, полсотни она снесет или сотню. Что не мусор, то обязательно норовит наверх сплыть. Знающим себя выставляет.
— А мусор на дно надо отправлять, — ответил Кузьмину Доронин.
— Погрузишь его, а он опять поднимается. Председатель — новый человек в нашем колхозе, вот Аркадий Петрович и показывает себя в лучшей форме.
В июне Доронин собрался на курорт. Перед отъездом к нему зашел Федюнин.
— Старейшему члену правления и лучшему пчеловоду колхоза мое почтение! — присаживаясь на стул, улыбаясь, произнес Аркадий. – По соседству заглянул. Бригада сенокосилыциков привет прислала. Передай, говорят, oт нас пасечнику пожелание доброго пути и хорошего отдыха. Уважает, Матвеич, тебя народ. Счастливчик. Завидую. Я вроде стараюсь, стремлюсь, а не получается. Болтаюсь вот сейчас объездчиком, а ведь хочется поработать по-настоящему… хоть бы добрым словечком когда замолвили…
— А ведь вас, Аркадий Петрович, вроде никто и не обижает.
— Как не обижают?..
Шел Федюнин с проводов соседа и размышлял:
— Как бы вы ни крутились, я своего добьюсь… А суеты на птичнике много будет: корм привези, курам насыпь, утям тоже, яйцо собери и подготовь к сдаче. А работников на три тысячи несушек всего две женщины. Матрену Абрамовну выставлю — язык у нее длинный. Свояченицу определю. Кормить, конечно, птицу будем. Зерна жалеть нечего — не свое ведь. Чем больше соберем, тем лучше — марка у заведующего будет и в кармане опять же не пусто. Дарья у меня чистая бестия, сбыть сумеет. Да и сам я не сегодня родился…
В последний день перед отъездом из Кисловодска Иван получил от жены весточку. Из письма он, узнал, что председатель вскоре после его отъезда на курорт уехал на какой-то семинар. Что частенько наведывается Аркадий Петрович, спрашивает ее, не нуждается ли она в какой-нибудь помощи…
— Почву готовит, — подумал Доронин. — Значит, правильно тогда говорил счетовод. Наверное, пороги околотил у членов правления.
Скорый поезд подходил к родным полям. Под однотонный стук колес Иван Матвеевич прикидывал: завтра день на домашние дела затрачу, иначе Кузьминишна обидится. Конечно, в правление загляну, а потом и на пасеку.
Сосед, наверное, топливом на зиму обеспечился. Жена начнет мне петь: «Проездил. Люди-то зимовать собираются…». Всегда он поганым примером служит. Живет же человек, ни чести, ни совести, кроме афиш на заборах ничего не читает, а современного человека из себя гнет. И как ни странно, руководящие посты все время занимает. На одном завалится, переталкиваем на другой. Пожалуй, так он и на птичник проберется, и пока не попадется, как хорек в капкан, так и будет шкодить… И вдруг, точно что-то осенило Доронина. Он улыбнулся, на сказав себе: «Проверим его метод, «замолвим словечко»…
На второй день после возвращения из здравницы рано утром Иван Матвеевич пошел в правление колхоза. Кроме счетовода в бухгалтерии никого не было. Доронин осведомился у Кузьмина о делах на пасеке, поинтересовался птицефермой.
— Пчелы трудятся, — ответил счетовод. — Уже первая качка была, тридцать два центнера и шесть килограммов медку накачали. Восемнадцать семей отроились, на приход поставили. Заведующий птицефермой стар уж стал, второе заявление подал, чтобы освободили. Дела там особо не изменились если не считать того, что пополнение имеем: три тысячи утят завезли. Кандидат в заведующие председателя поджидал. А он третий день как прибыл из командировки.
— Константин Николаевич там? — Доронин показал на дверь кабинета.
— Да, — подтвердил счетовод.
Иван Матвеевич направился к председателю…
Ксения Кузьминична убирала квартиру, спешила на свинарник.
— Если не поедешь, Ваня, на пасеку, — говорила она, — подремонтируй бадью да плетень на задах поправь. Откормочники мои любо посмотреть какие. Тороплюсь я. Еду, им сейчас время задавать. Если хочешь, зайди, полюбуйся. А то я слышала, послезавтра триста голов сдавать будут.
— Ладно, загляну.
— А ты чего это так говоришь? Словно одолжение какое делаешь, не хочешь, не ходи. Животные меньше беспокоиться будут, — вспылила Кузьминична.
— Да ты не горячись, Ксюша. Я о другом думал.
— О чем же ты о другом-то думаешь, когда разговариваешь со мной? На этом курорте тебя как будто подменили. Только заявился, ещё с женой добрым словом не обмолвился, сразу же в правление. Уж ладно ли с тобой?
— Я думал, что ты долго не придешь, а одному сидеть скучно.
— Скучно? Уж больно, видимо, там тебя веселили.
— Знаешь, Ксюша, давай об этом не будем. Ты лучше скажи мне вот что: у нас ни одна из кур не клохчет?
— А это зачем тебе?
— Нужно.
— Прошлогодняя клушка-рябушка просто замучила. Чего я только с ней ни делала. И холодной водой поливала и под корзиной держала, а как выпущу, хоть на подкладыш, а садится.
— Ну вот я хорошо.
С. Поспелов.
Сахарный завод.
(Окончание в след. номере).
Поспелов, С. Карьера Аркадия Федюнина : рассказ / С. Поспелов.
— Текст : непосредственный
// За урожай. — 1961. – 2 августа. — С. 4.
(Окончание)
— Это как же хорошо? Наседку не собираюсь садить, значит, даром всю зиму кормили. Исхудает она и нестись не будет.
— Ладно, Ксюша, не сердись, — нарочито ласково говорил Доронин. — проживем без яичек рябушки. Ты меня уважаешь как мужа, или так себе?
Кузьминична посмотрела в глаза мужу, я в них чертики прядают.
— Вижу, чего-то опять придумал!
— Ничего особенного, — ответил Иван. — Скажи, поддержишь?
— Это как же поддержишь?
— А очень просто. Если будешь разговаривать с женой Федюнина, то побахвалься, скажи ей, что Иван с курорта привез курицу, которая несет по три яйца в день, но только яички не стандартные. Райсоюз в закуп не принимает.
— Сумасшедшим тебя назвать — обидишься. А здравый муж не будет учить жену такой глупости.
— Ксюшенька! Так это ж на пользу дела. Прошу тебя! Может, и так обойдется, но на случай!
Сколько ни уговаривал Иван Матвеевич жену, но Кузьминична не дала согласия участвовать и непонятной затее мужа. Доронин решил действовать в одиночку.
Как только вышла Ксения из дома, он следом за ней отправился в сарай. В одном из гнезд нашел притаившуюся наседку. Сразу же приступил к делу. Место, где сидела рябушка, не понравилось Ивану Матвеевичу. С особым старанием он смастерил новое гнездо и закрепил его против дверей на стенке сарая.
Не откладывая дела в дальний ящик, он пошел к Илье Фомичу и попросил одно утиное яйцо. Остальные крупные, но поменьше одно другого, подобрал куриные и уложил их в гнездо. Когда все было сделано, Доронин переселил на эту драгоценную кладь наседку.
Довольный сделанным, Иван Матвеевич потер ладонь о ладонь, усмехнувшись, крякнул и, подкрутив седые усы, сказал: «Оказия готова». Ремонт бадьи и плетня времени у Ивана отнял немного. В четыре часа дня, принаряженный, с газетой в руках, он вышел за порота и сел на лавочку.
Ждать соседа Доронину долго не пришлось. Не любил он задерживаться на работе: домашние дела не позволяли. Аркадий Петрович с папкой в руках легкой поступью шагал по улице. Заметив соседа, Федюнин, улыбаясь, подошел к нему и сел рядом.
— Похорошел, поправился, Матвеич. На пользу премия пошла.
— Чувствую себя хорошо, — ответил Доронин. — В таких условиях как не поправиться. Только вот от излишних прогулок культя немного побаливает.
— А у нас тут особых перемен нет. Устал. Обмер кормов производим. Третий день возимся. — Аркадий показал на папку бумаг.
— Судя по сводке в газете, по району выше среднего держимся. Я, брат, интересуюсь. А по продаже яиц неважно выглядим…
— Все обгонят, если мы будем так дело вести, — с злорадством сказал Аркадий. — Я на заседании об этом говорил. Руководителя туда нужно. Вяло Кузьма дело ведет. Крутиться надо…
— Будучи на курорте, задумывался я над этим. И прямо скажу, не только задумывался, но и занимался.
Аркадий Петрович насторожился.
— Санаториев там много. Народу лечится тысячи, — продолжал Доронин. — А без хорошей еды хоть залечись, поправа маленькая. Всему голова — добрая пища. А основной продукт — мясо да яйца. Кормят — чего душа твоя желает. Глазуньи всякие, окрошки, а надо тебе десяток в смяточку или больше — подадут, и все свеженькие. Так вот, я наблюдал и видел, сколько потребляется там этих яичек и невольно задумался: где же их берут? Через дружка одного узнал, что близ города особые птицефермы содержатся. Куры такие выведены, что в день каждая по три штуки несет.
— Это что-то невероятно, — усомнился Аркадий Петрович.
Как невероятно? Я тоже пока своими глазами не увидел, не верил. Слыхал, что путем регулирования светового режима обыкновенные куры по два яйца в сутки несут, а чтоб по три, тоже сомневался. А куры почти обыкновенные, рябые, немножко побольше и пошире в спинке, чем наши. Яички несут разного калибра: одно крупное, вроде утиного, следующее поменьше, но больше чем у беспородных кур. Настоящего стандарта пока не добились. На курортах райпотребсоюзов нет. Яички свеженькие прямо с ферм на кухни доставляют. Все определяют по назначению: крупные в стряпню разную идут, а которые ближе к стандарту, в натуральном виде подаются.
— Вот это да-а! — произнес Федюнин. — Разве у нас такого добьются?
— Чтобы убедиться, — продолжал Доронин, — поехал я па ферму. Заявился к управляющему, отрекомендовался, что заведующим ПТФ в колхозе «Новый свет» тружусь. Нечестно поступил, соврал, что заведующим, думаю, это для эффекта. Начальник сказался обходительным. Фаетончик ему подали. Посадил он меня рядышком и подались по хозяйству. Подъехали к курятникам — а там! Птицы этой и счету нет. И все новой породы. Осмотрел помещения, ознакомился с порядками и прямо скажу: есть чему поучиться. Когда уезжать стал, начальник сказал мне: «Могу курочку и петушка подарить для развода».
Федюнин резко пошевелился, хотел, видимо, спросить что-то, во воздержался.
— Я, конечно, поблагодарил за уважительность и дал согласие принять в дар эту драгоценную птицу. Но, думаю, как я ее довезу. А он, словно понял мою думку, и говорит: «Не тужите, мы специальную клетку для них сделаем. И кормом на дорогу обеспечим». Человек он оказался обстоятельный: как сказал — так и сделал… В дороге, конечно, мучения было порядком. По железной дороге везти неудобства большие, да и долго, решил самолетом. С таким грузом при посадке плохо, возражали, но инвалидность моя помогла. — Иван потрогал костыль. — уступают нашему брату…
Клеточку я вам сейчас покажу. Доронин поднялся с места, придерживаясь за ворота, вошел в калитку. Через несколько минут он принес легкий деревянный ящик с плотным днищем, и редкими стенками, с перегородкой внутри.
Аркадий Петрович взял у Доронина клетку, долго осматривал ее и, наконец, возвратил пчеловоду.
— Ничего не скажешь, — подумал он, даже и помет сохранился. — А где же и сейчас эта курочка? — спросил Федюнин.
— В сарае. Вместе со своими держим. А петух — настоящий забияка, всех соседских переколотил. И вашему, наверное, досталось.
— Курочку — то вы мне, надеюсь, покажете?
— Это можно, — сказал Иван. — Пошли.
Доронин привел соседа в сарай.
— Все еще на гнезде сидит, третье, наверное, несет. Мы ее того, для осмотра потревожим. Иван Матвеевич взял из гнезда курицу и посадил ее у ног Федюнина. Рябушка нахохлилась и, отряхнувшись, убежала под ясли.
— Видел, какая спина широкая? Это, брат, порода сказывается.
— Да, курица, похоже, подходящая, — ответил сосед.
— А яички какие несет, полюбуйтесь!
Аркадий Петрович подошел к гнезду, взял нагретые рябушкой яйца, внимательно рассматривал их, взвешивал на ладони, ложил на место и снова брал и, наконец, сказал:
— Да, птица стоящая!
А сам прикидывал: договорюсь с председателем, чтоб в командировку направил. Сотни две привезу колхозу для развода и себе десяточек выкрою, а потом и на птицеферму.
— Адрес — то ты, Матвеич, помнишь?
— Как же, знаю.
— А газетку со сводочкой, что читал, можно взять?
— Пожалуйста, возьми.
Вечером Федюнин долго толкался в правлении. Выжидал, когда останется один председатель. А народ приходил и уходил. Сначала зашли в кабинет бригадиры и механик, а потом колхозники, видимо, по личным делам.
Наконец, дождался и Аркадий Петрович. В десятом часу вечера он сидел у председателя, обливаясь холодным потом, доказывал:
— Никаким транспортом я не торговал и пьянствовал не больше других, с бригадиров меня сместили незаконно. Партийному секретарю не по нраву пришелся. Я человек прямой и все начистоту.
— А кладовщиком — все прямо и начистоту было? — спросил председатель.
— Недостачи у меня не было.
— Слышал, что не было. Вместе с заведующим тока «работали»: на влажность и на мертвый отход списывали.
Я тут не причем.
— Объездчиком поставили — лугами торговал, да, видимо, мало показалось, целыми стогами начал сплавлять. Ты как клещ присосался на здоровое тело. Думаешь и конца не будет!
— Все это неправда, наговорили вам.
— В заведующие фермой не годитесь. Туда нужен человек честный, знающий дело. А кур пока таких не выведено. Иван Матвеевич решил проверить, как вы в породности разбираетесь.
С. Поспелов.
Сахарный завод.