Материал для урока по фразеологическому словарю.
«Повинную голову и меч не сечет»
Об истории и смысле пословицы.
Повинную голову и меч не сечет – часто говорят люди, когда открыто сознаются в проступке, не желая хитрить и всячески изворачиваться. Вина смягчается признанием – таков нынешний смысл этой пословицы, которую в прежние времена многие выслушивали, однако, в горькой беде.
Тихо и чинно шло совещание великого государя и царя Ивана Васильевича со своими боярами. Решено было грозным царем и боярскою думою отправить в поход князя Одоевского, а в помощники ему отрядить боярина Бутурлина. На другой же день показался во дворце назначенный в поход боярин и бил челом царю Ивану.
– Государь, – заявил он, – еще ни разу не перечил я тебе до нынешнего случая. Наложи опалу на меня и прогони от очей своих, но только мне не служивать под началом у князя Одоевского.
Сдвинулись брови и гневом заискрился взгляд грозного царя, но боярин спокойно продолжал:
– Не берег я головы своей ни в ратном поле, ни на другой твоей государевой службе, но быть подручным князя не к лицу мне, не могу я допустить порухи моего Отечества.
В досаде на помеху своему указу передернул царь плечами, заволновались также сановные бояре и заговорили: прав ли Бутурлин в своем челобитьи, не понапрасну ли обижает он и зря бесчестит старинный род князей Одоевских. Вышел так называемый местнический спор или случай, как говорили в старину.
Так на что же боярин жаловался и почему не исполнил он государева приказа?
В царствование Ивана Васильевича уже давно прошло то лихое и черное время, когда русской землей помыкали татарские ханы, когда наша родина была разбита на отдельные княжества или уделы, когда кровавые междоусобицы заводили князья и своей враждой еще больше страну обессиливали. Исподволь росло и крепло в эту тяжелую пору Московское княжество, а набравшись сил, освободило оно Русь от злой татарщины, всех же удельных князей заставило подчиниться государю московскому. Вот тогда-то и начали со всех концов съезжаться в Москву удельные князья со своими боярами.
Тяжко пришлось удельным князьям при московском дворе. Не могли они привыкнуть к своему новому подневольному положению, не могли помириться с горькой мыслью, что им приходится теперь служить наравне с московскими боярами. Вот почему с опаской и тревогой оглядывались прежние князья и зорко досматривали, чтобы их, былых удельных государей, не обошли по службе (не “заехали”) люди простые и незнатные. Вот почему они усердно рылись тогда в толстых родословных книгах и точно высчитывали, какой боярский или княжеский род старше и знатнее других родов. Много времени и труда положили тогдашние люди на эти высчитывания, потому что лучшие места и высшие чины на государевой службе получали те, у которых был самый знатный и древний род, у кого была самая высокая «порода». У другого же будь хоть «семь пядей во лбу», но по незнатности своей должен он был подчиниться хоть и глупому, да родовитому.
Считались между собой и близкие родственники, принадлежавшие к одной и той же боярской или княжеской фамилии. Всякий знал тогда доподлинно свое отношение к родичам: кто был дядей его, кто двоюродным и троюродным братом, а кто доводился ему и племянником. Все это нужно было знать в точности: ведь лучшие места давались тогда старшим родичам.
Так вот и служила государю московская знать по своей родовитости и старшинству. Всех ближе к царю стали прежние удельные князья, которым не уступили все же своего места некоторые бояре московские. И тогдашний родовитый человек брал какую-нибудь должность лишь в том случае, если его не подчиняли равному или менее знатному, чем он сам был. Заметит князь или боярин, что служат вместе с ним и занимают одинаковую должность люди менее его знатные, так он сейчас же бьет государю челом, что с такими людьми служить «невместно», что эта служба – урон его достоинству, его «отечеству поруха». В эту пору и сложилась как раз поговорка, что «по отцу и сыну честь», а самый обычай считаться местами по знатности рода и за царским столом, и в походном командовании, и в областном управлении – самый обычай этот назывался местничеством.
Нам понятно теперь, почему заупрямился Бутурлин идти в поход вместе с князем Одоевским и быть ему помощником. Твердо был убежден боярин из старинной московской фамилии, что не выше его по знатности приезжий князь, что не может он служить у него под началом, идти к нему в помощники. А на челобитье Бутурлина отозвался и князь Одоевский: жаловался он государю, что ему самому и всему его княжескому роду от боярского челобитья великое бесчестье и унижение.
Тот местнический спор или случай через два дня разобрала боярская дума вместе с царем Иваном Васильевичем. Напомнили здесь боярину, что нелепо ссылался он в защиту свою на верную государеву службу, когда вопрос идет о знатности, что и права он никакого не имеет считаться местами или местничать с таким родовитым человеком, как Одоевский. Раздосадованный царь дал князю правую грамоту, а боярина за челобитие неуместное приговорил к самому тяжелому и унизительному наказанию: к выдаче головой на следующий день к вечеру.
В урочный час зашел к Бутурлину государев посланец и пешком повел выданного боярина. Окружил на улице московский люд опального: кто ему посочувствует, а кто и посмеется. А выданный головою Бутурлин всю дорогу честил своего противника, вымещал на нем свое унижение, высчитывал все его недостатки, действительные и мнимые. Ругательски ругая князя, подошел боярин с вожатым своим к хоромам Одоевского, что весь день дома сидел и радостно поджидал своего обидчика. Вот очутился Бутурлин на княжеском дворе и поставил его вожатый у нижней ступени высокого крыльца, отдавая его в полное распоряжение Одоевскому. Высыпала вся дворня княжеская поглазеть на униженного боярина, вышел на крыльцо и сам князь, которому сообщил провожатый о царской милости. Князь просил благодарить царя, а самого посланца велел одарить деньгами и угостить вином.
Улыбаючись, смотрел князь на поклонившегося ему до земли боярина и насмешливо выслушивал его бранные слова, которыми старался тот задеть и самого князя, и его родственников. Почему же не обижался Одоевский на злобную ругань, головой ему выданного боярина? А потому, что выдача головою считалась такой великой милостью, так возносила обиженного над обидчиком, что возвеличенного царем не могла задеть ругань противника.
Вот почему так спокойно выслушивал князь обидные речи боярина, любуясь на его унижение. Только вдоволь насладившись позором своего недруга, подошел к нему Одоевский. «Повинную голову и меч не сечет», – вымолвил он, поднимая боярина. Такими именно словами заканчивалась выдача головою в московские времена, которые и передали нам эту пословицу.