Базар

Пильнов, М. Базар / М. Пильнов. – Текст : непосредственный

// Путь Октября. – 1991. – 30 мая. – С. 2.

   У меня в руках слабень­кий пробный отпечаток фотографии, который я сделал «Сменой» с самоле­та АН-2 на заре журналист­ской деятельности, а если быть точным, – в 1956 го­ду. Снимал город с высо­ты птичьего полета, где и запечатлел наш старый мелеузовский базар.

 

   В те трудные времена ба­зар кормил многих, осо­бенно тех, кто хотел и умел трудиться на своем огороде, на своей деревенской усадьбе, в колхозе, ко­го гнала нужда.

   Почему я остановил свой выбор именно на этой те­ме? Очевидно, не только ради воспоминаний, а ско­рее для того, чтобы срав­нить наш уровень жизни, культуры, духовности – тог­да и сегодня. Скажу откро­венно, описать тот, прош­лый базар, намного, сложнее, хотя бы потому, что он был куда богаче. Изделия, ко­торые сегодня продают на толчке, в большинстве сво­ем сотворены не руками человека, а машинами. Ощу­щение такое, что из Твар­довской страны Муравии ты попал в страну роботов. Вокруг все блестит и краси­во, а души нет.

   Но вернусь к тому само­му базару, который одевал, обувал, а больше кормил мелеузовцев. Находился он многие десятилетия там, где сегодня парк «Слава». Что-то есть символическое в сегодняшнем названии этого места для нас, старо­жилов: слава той главной торговой артерии Мелеуза, питавшей его жителей в самом широком смысле слова.

   – Если вы заходили на базар со стороны церкви (ныне на этом месте техни­кум), пересекая Старое клад­бище (как это мы его из «уважения» к праху своих предков еще не все пере­копали машинами?), то сра­зу попадали в сенный ряд. Возки и возы с душистым луговым сеном, в котором зимой нетрудно было оты­скать гроздья сухих ягод перетянутые бастрыками с крючьями, в первую очередь привлекали внимание покупателей, ибо в каждом дворе была своя корова подтелок с теленком и почти у всех –  овцы, козы. Сено привозили в основном селяне из ближних дере­вень, а то и из Воскресен­ского. Бойко торговались и к обеду этот ряд пустел первым.

   За сенным рядом, вытя­нув к небу стянутые в пары оглобли-антенны теснились боками сани, санки, саноч­ки, летом – телеги, таран­тасы. Приценимся к саням. Вам какие, вот эти, что с боковыми отводами? Это розвальни, самые ходовые. На них в тулупе приятно развалиться на сенной гор­ке и ехать несколько часов кряду, и товар в широком ассортименте разместить. Вот эти маленькие, с «кры­лышками» – для ребятишек. С любой горы катись, не перевернешься. Не та­кие, как сегодня, – узень­кие и все на одну колодку. Раньше свои салазки среди десятка других за кило­метр отличишь. Потому что делались они не в цехе ширпотреба, пристегнутого к заводу-гигангу всемогу­щим Госпланом, а великими мастерами своего дела из деревень Тюляково или Кутушево. И каждый норовил чем-нибудь да выделить свою продукцию, а точнее – работу: ровностью и гладкостью полоза, углом загнутости, вязкой крепле­ния, легкостью, а то и рисунком. Не санки, о загля­денье!

   Следом за санным рядом начинался корзинный. Плетеные из лозы корзины се­годня почти целиком вы­жила химия. А тогда это был самый ходовой инвен­тарь в домашнем обиходе.

   Остановимся вот у этого островка возвышающейся горкой плетеной тары. Вам какую, вот эту круглую, с высокими бортами? Ну, ко­нечно, она нужна в каждом крестьянском дворе – в ней и сено удобно но­сить, и навоз со двора вывезти. Ну, а эта – настоя­щий домик в миниатюре: с крышей и лазом. Кто-кто в тереме живет? Курочка ря­ба яички несет, цыпляточек выводит. Для гусыни или утки – свой калибр, своя конфигурация. А вот эти, яйцеобразные, беленькие с зелеными прожилками с двумя боковыми ручками – для выхода в люди. Легки, красивы и удобны. И у каждого корзинщика – свой почерк, своя линия, своя мастеровая слава.

   Тут же вперемешку с корзинами красуется и мест­ная обувная продукция, со­творенная из того же под­ручного материала, точнее сказать, из липы, коей сла­вился воскресенский край. Лучшие лапти плели имен­но здесь. Сегодня эту эле­гантную по тем временам продукцию можно увидеть лишь в нашем краеведческом музее. А тогда в ней щего­лял и стар, и мал. Только ради Бога не смейтесь, но­сили мы и хромовые сапо­ги с рантиком. Но на сено­косе наши «мокасины» были самыми практичными: ноги в них сами отрывались от земли – ни тебе тяжести, ни мозолей.

   Для работы во дворе или в огороде удобными и практичными были ступни вроде сегодняшних глубоких га­лош. А если по их ходовой части пройтись еще и ремешком из свиной кожи, то пробег тех же лаптей мож­но продлить аж на целую неделю. Здесь тоже не обходилось без смекалки.

   Но истинное удовольствие люди испытывали у этих вот горок посуды из глины. Це­лая симфония. Ассортимен­ту можно было позавидо­вать даже в застойные вре­мена. Кувшины и кувшинчи­ки с ручками, тазики для белья и квашений для тес­та, кубышки для питьевой воды и корчаги для со­ления огурцов, чайные чаш­ки с блюдцами и чугунки для тушения картошки и варки каши. И все это расписано  немудреной вязью речной зыби или лу­говых цветов, отдающих на солнце серебристой гла­зурью.

   Секретами производства владели две-трети -семьи Кочкиных, Емелиных. Каж­дая из них соперничала в оригинальности и качестве своей продукции как за­морская «Дженераль-моторс», имела определенный круг покупателей. И как ни билась каждая из них за свое существование, не выдерживала нараставшего год от года налогового пресса. Оставили о себе память в названии одной из улиц го­рода – Гончарной.

   Те же горшки из белой и красной глины, за которой гончары ездили на быках аж за Ермолаевку, это не просто изделие для обихо­да, это было подлинное на­родное искусство. Тем-то и отличался тот, довоенный базар от нынешнего, что люди, называли его музеем под открытым небом. Как сердце на ладони: все крас­ки, весь талант, вся душа простого человека – нарас­пашку: любуйся, радуйся, становись обладателем, этой красоты. Все сотворено руками. А это всегда мило.

   Поводил бы я вас по муч­ному ряду (здесь тоже це­лая наука), с удовольствием подвел бы к остров­ку с разной живностью, к тому месту, где лучшие мастера сапожных дел Ани­симов, Дубинский выстав­ляли напоказ и продажу элегантнейшие хромовые сапоги, модные штиблеты и ботинки, пошитые их рука­ми, задержался бы на ми­нуту у липовых кадок с ду­шистым береговским или александровским медом, да зовут вот эти два нехитрых павильончика с простенькой крышей, под сенью кото­рых вы найдете все, что не­обходимо к вашему столу.

   Остановлюсь только вот возле этой бабушки в ярком наряде с национальным ак­центом, торгующей белыми комочками из сушеного тво­рога – крутом да плаваю­щими в холодной колодез­ной воде желтыми аромат­ными кусочками-фунтами сливочного майского масла. Вы пробовали когда-нибудь настоящее деревенское мас­ло, сотворенное опять в том же крестьянском дворе деревни Кутушево? В нем были собраны все краски башкирского ботанического сада, который непролазной уремой огибал Белую. И название-то его было какое ласковое – май, в перево­де на русский – масло.

   А это еще что за диво в берестяном туесочке все в той же хрустальной коло­дезной воде? Батюшки, да эта жвачка, сотворенная на масле из нежной березо­вой коры. Гамма лесных за­пахов, не идущая ни в какое сравнение с сегодняшней цивилизованной жеватель­ной резинкой.

   Моя повесть о довоенном мелеузовском базаре бесконечна. Экскурсия в него – лишь повод для размышления. По какой мы тропинке свернем завтра с нынешне­го разноречивого пере­строечного перекрестка к новому рынку: хоть на ма­лую толику соприкоснемся со старым, довоенным, ба­заром или будем и дальше расширять сферу сегод­няшнего толчка с унизитель­ным словом «барахолка»?

   Судьями нашего выбора будет уровень культуры и время.

М. Пильнов.

Фото автора.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *