Пильнов, М. Он здесь, он рядом с нами… / М. Пильнов. – Текст : непосредственный.
// Путь Октября. – 1999. – 18 февраля. – С. 2-3.
Метель вот уже какой день кружит над довоенным Мелеузом, задирая подолы соломенных крыш, дерясь с сорванными с крючков ставнями подслеповатых окошек, наметая с надветренных сторон сугробы снега по самые коньки чадящих кизячным дымом домишек. В такие дни в школу можно было не ходить, а спокойно лежать на печи, нежиться, укрывшись тулупом и слушать, как в трубе, за вьюшкой, бесится ветер, выводя на разные голоса фантастические звуки звериного воя вперемешку с детским плачем. В такие минуты перед глазами особенно явственно всплывали миражные видения, навеянные то ли теплым душевным рассказом Мамина-Сибиряка про старика-отшельника, доживавшего свой век охотничьим промыслом в лесной избушке («Зимовье на студеной»), то ли пушкинскими героями его бессмертных сказок, поэм и стихов, облик которых был настолько близок и понятен, что к ним, порою, казалось, можно даже дотронуться руками.
После недельной круговерти метель, устав беситься, постепенно стихала и можно было продлить общение со сказочными героями не на печи, а в самой настоящей природной среде. В детстве я очень любил в метельную погоду пробежаться на лыжах за Белую и там, в лесу, прижавшись к скрипучему дереву, с наслаждением вслушиваться в стоны и вздохи макушек вековых осокорей, жалующихся на свою оголенную в студеную пору «морозом-воеводой» судьбу. Любуясь «сиянием розовых снегов», можно было легко представить сидящую на ветках русалку, мелькнувшую на фоне заросшего кустарника, скачущую в ступе по известным только ей одной делам Бабу Ягу, метнувшегося в густой прогалине леса обросшего волосяным покровом Лешего…
Это поэтическое чувство, приносящее человеку наслаждение, не покидало даже в годы войны. Неподалеку от Москвы находится станция Пушкино. Здесь, у ее окраин, в сосновом бору идет переформирование прибывших с фронта воинских частей. В промежутках между учебой по освоению боевой техники, завернувшись в тулуп, с мосинскои винтовкой наперевес несешь караульную службу у парка боевых машин, вслушиваясь в знакомый жалобный стон раскачивающихся над тобой в морозном небе корабельных сосен. Иногда эти грустные звуки перерастают в крик и на душе внезапно становится тошно – деревья, как и людей, обожгла война. Во многих из них, содрав кору, ясно просматривались осколки – «занозы» немецких авиационных бомб, сброшенных здесь в первый год войны.
Я и сегодня, спустя уже полвека, иду в обнимку с Пушкиным, потому как он всегда присутствует рядом, даря тепло на развалинах твоей жизни. Всякий раз, проходя мимо Гремячего Ключа к поселке Воскресенском, соседствующим с медеплавильным заводом (недалеко от него в развалюхе-усадьбе выращиваем прожиточный минимум – картошку), невольно мысленно обращаюсь к обладателю «заячьего тулупчика», самозванному царю российского государства, вождю народного восстания Емельяну Пугачеву, чей образ положен в основу исторической повести Александра Сергеевича – «Капитанская дочка». Лет пятнадцать назад снимался фильм о заводе – «Арсенал Петра Первого» (кстати, фильм был показан в Москве), стремясь придать ему наибольшую правдивость и дух того времени, мы с кинорежиссером Николаем Дрямовым выкроили однажды время для специальной поездки а Оренбург, где в одном из музеев угворили его смотрителя разрешить нам отснять те самые пушки с ядрами, которые отливались на нашем и других заводах Урала для бунтаря Пугачева.
Обращаясь к Пушкину, не перестаешь удивляться редкому сочетанию в одном человеке поэта, драматурга, прозаика, подарившему тебе «души прекрасные порывы», которые, начиная со школьной скамьи, сопровождают всю твою жизнь.
Но «свободы сеятель пустынный», Пушкин не только «лирой музы воспевал». На протяжении всей своей жизни за связь с декабристами, сочувствие пугачевскому бунту, приведшему к расколу общества на два лагеря, открытое противостояние царскому трону, он был ненавистен и гоним им. Не потому ли имя его в канун 200-летия на тех же телеэкранах сегодня не выходит за рамки рекламной мишуры: «Ай, да Пушкин!», да декламирования цитат из его стихов и поэм, не задевая «ветошь маскарада» – нашего бытия.
«Телега жизни» невольно возвращает нас к началу пресловутой «перестройки», приведшей страну к разрухе и нищете, когда на литературном небосклоне, затмив почти всех классиков обеих эпох, замелькали имена, угодные новой власти. На фоне сегодняшнего блеска богатства и нищеты, власти денег, невольно возникает вопрос: а читают ли ныне вообще Пушкина? В библиотеках можно услышать робкое «да», чего не скажешь, обозревая книжную продукцию в лаковых переплетах, выставленную «мешочной индустрией» на рыночных стеллажах, по которой, как равно и по телеэкранам, разгуливают праздники смерти, развращая молодежь, приучая ее к мысли, что мир для того и создан, чтобы делать на этом свете одни подлости, ведущие к самовырождению. Не к этому ли нравственному падению обращен призыв поэта: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!».
Заканчивая свои размышления «в тревогах шумной суеты», хочется поблагодарить судьбу за то, что она дала возможность нашему поколению знать и общаться с «душою ясной и прямой», каковой был и остается на протяжении всей нашей жизни Александр Сергеевич Пушкин.
М. Пильнов.