Юмаев Камиль: «Нельзя жить с пустой душой…»

Юмаев, К. «Нельзя жить с пустой душой…»

/ К. Юмаев ; записала О. Медведникова. – Текст : непосредственный.

// Путь Октября. – 1989. – 7 ноября. – С. 4.

 

 

   Удивительные глаза у этого парня: огромные, карие, ясные. Взгляд светлый и веселый. Только иногда неподвижно останавливается на какой-то незримой точке, становится далеким,  отчужденным, и левый глаз чуть сужается в горьком и болезненном прищуре. В эти мгновения двадцатипятилетий Камиль Юмаев вспоминает прошлое, и насколько тяжелы воспоминания, знает только он, да его близкие. В прошлом году курсант Омской школы милиции уголовного розыска Юмаев, находясь в Армении в составе батальона своих сокурсников, прибывших для ох­раны общественного порядка, во время землетрясения получил тяжелейшую травму позвоночника. Ноги парализованы, и вся только начинающаяся жизнь молодого человека казалась перечеркнутой. Но не парализованы воля и мужество. Коммунист Камиль Юма­ев, преодолев трагедию, живет с верой в лучшее будущее и делает все, чтобы его приблизить.

   – В июне 1988 года нас после окончания третьего курса направили в Азербайджан, в Баку, для поддержания общественного по­рядка. Три месяца мы охраня­ли Армянский хутор. Он так и назывался. К счастью, правона­рушений не было. Но после на­шего отъезда через полтора ме­сяца хутор подожгли, и он поч­ти наполовину сгорел.

   В августе мы вернулись в Омск, нам дали каникулярный отдых. На 20 дней я приехал домой. А по прибытии в школу нас, четверокурсников, выпускников, буквально на следующим день подняли по тревоге и отправи­ли уже в Армению. Та же самая функция: защита граждан, но уже азербайджанцев.

   Сначала мы находились в Ле­нинакане. А 3 декабря ночью нас перебросили в Спитак. Там обстреляли азербайджанскую де­ревню и автобус с мирными жителями. Погибли ребенок и мать, державшая его не руках. Местные власти решили вывезти азербайджанское население, мы должны были охранять колон­ну. С 6 на 7 декабря мы с со­служивцем (были оставлены для дежурства в общежитии ПТУ, где мы разместились) почувствовали первые толчки. Утром 7 декабря вернулись наши ребята. Собрались в Ленинской комна­те, чтобы посмотреть телевизор. И через несколько секунд оказались под развалинами. Один из наших погиб – Сергей Мо­нин. Прекрасный был человек, хорошим товарищ. Несколько че­ловек получили тяжелые травмы позвоночника и черепа.

   Где-то шестеро выбрались са­ми и начали помогать осталь­ным. Когда меня вытащили и положили на дорогу, я увидел, что города нет. Остались два – три дома. Справа под просты­ней лежал Сережа Монин. Ря­дом качели раскладывать ребят. Все в крови. Стонут. Наше ко­мандование довольно быстро при­няло решение – в первые ми­нуты у всех был шок – расчи­щать завалы. Тем более, что на первых двух этажах общежития жили дети. Никто из них не уцелел. Надо было раскапывать сво­их ребят, оружие. Помню, к нам бежали женщины; «Курсанты, по­могите!» И курсанты – несмотря на свои раны и боль, помогли всем.

   Нас положили у дороги. Но транспорта своего не было. Руководство решило останавливать грузовые автомобили. Они не останавливались. Некоторые води­тели с ухмылкой проезжали мимо. Тогда было применено оружие. Остановили бортовую машину и повезли нас, самых тяжелых, в Ленинакан. Дорога была разру­шена. Повсюду люди. Ленинакан разрушен. Проезда нет.

   Окольными путями водитель привез нас в часть. Казармы, на счастье, ребят, устояли. Здесь уже был палаточный медицинский городок. Нас осмотрели. Меня сразу решили отправить в Ереван…

   Так начались скитания по боль­ницам и госпиталям. Не верьте тем, кто говорит, что все в них было прекрасно и пострадавших встречали, как родных. Два дня после оказания первой помощи и снятия снимков пролежал Ка­миль в нейрохирургической боль­нице города Ереван. Запомнил только: две девушки-студентки, Ирина и Эмма, не отходили ни на шаг. Медицинской помощи не было. На третьи сутки переве­ли в военный госпиталь. Там срочно (прошло четыре дня пос­ле травмы!) сделали операцию. А когда привезли в палату, Ка­миль увидел… своих. Вдвоем с одним из этих ребят их через пятнадцать дней перевезли в Москву, в госпиталь МВД СССР. А оттуда вдруг начали «сплавлять» курсантов в Омск. Там, мол, ваша школа, вам дипломы получать надо, а здесь, в Мос­кве, нет больше спинно-мозговых центров, где можно сделать хо­рошую операцию… Только после встречи с начальником госпита­ля ребят перевели во Всесоюз­ный спинно-мозговой центр к про­фессору Лившину. Там, наконец, пришла настоящая помощь, за ко­торую Камиль благодарен врачам бесконечно. Он был вторично прооперирован, прошел курс ле­чения и был направлен в санаторий в Крымскую область.

   – Говорят, человек познается в беде. Это верно. Три года учебы в школе милиции шли своим чередом. Никто ничем не отличался, жили по распорядку. А когда случилась беда, руко­водство школы отнеслось к нам с большим сочувствием. Были заказаны и пересланы к нам до­мой станок Дикуля (мы бы, на­верное, год его ждали, если б не школа), тренажер «велоси­пед». Нам выдали дипломы. Два раза уже приезжали ко мне. Первый раз замполит курса при­вез диплом и всё обмундирова­ние, Второй раз привезли ме­даль «За отличную службу по охране общественного порядка». Люди в форменных шинелях, как нас называют, оказались на высоте и во время трагедии в Ар­мении, и в отношении к своим товарищам, попавшим в беду. Не бросили. И сейчас пишут. Было бы обидно, если бы за­были…

   Камиль пошел в милицию по призванию. С детства мечтал об угрозыске, ходил в отряд ЮДМ. После службы в Армии рабо­тал в патрульно-постовой службе в г. Кумертау. В Мелеузе пред­ложили пойти в медвытрезвитель – он отказался. Из Кумертау и был направлен на учебу в Омск. А если бы не одел тогда форму?… Нет, не жалеет Камиль Юмаев о том, что не предал мечту, стремился к ней и до­бился своего. А то, что случи­лось с ним… Кто знает, где нас стережет судьба. Другие мучают его вопросы.

   – Как офицера советской ми­лиции меня возмущает то, что правительство до сих пор не принимает конкретного решения по урегулированию положения в республиках Армении и Азербайджане. А кто страдает? Мирные жители, в основном дети и женщины. Да наши парни, воины внутренних войск. Зачем это нужно?

   Сколько людей мучаются. Я никогда не думал, что люди, живя в одной стране, не во время войны, в мирное время, могут так ненавидеть друг дру­га. Это страшно: не-на-висть. Настоящая. Я татарин, но похож немного на жителя Закавказья. В Армении ко мне часто подхо­дили, спрашивали, кто я по национальности? И если бы я был армянином или азербайджанцем, то в зависимости от обстоя­тельств у меня был бы уже кон­кретный разговор.

   То есть сам по себе человек никакой ценности не имеет. Только кто ты, откуда? Не­даром же многие люди вынуж­дены переехать, хотя их пред­ки сотни лет жили на этой земле.

   А нашим ребятам каково? В Азербайджане охраняли армян. Они хорошо к нам относились. Азербайджанцы – в лицо улы­баются, а за пазухой – ка­мень. В Армении то же самое, но наоборот. Мы были на де­монстрации 7 ноября в Лени­накане. По городу накануне слу­хи ходили: «Если выйдет батальон милиции, мы им покажем». И наш комбат перед выходом ска­зал: «Возьмите платочки, буде­те утираться от плевков».

   В Азербайджане каждый день один «наряд»: бронежилет, кас­ка, сапоги, автомат. Это у нас, в нашей стране. Потом уже ус­тали. Безразлично стало. А сна­чала – неизвестность, постоян­ное напряжение, скованность. Эти вечные косые взгляды, про­вокации на стрельбу. Однажды, в поселке на границе Грузии и Армении на наш пост пошли женщины и дети. Дрались, ру­гались, царапались. А мужчины стояли сзади и смотрели. Если бы мы не выдержали – что было бы?

   Правда, многие простые люди относились к нам с сочувствием. Пожилые женщины приносили лепешки, плакали: их сыновья тоже где-то служат. А наших ребят снова хотят отправить туда. Зачем? Неужели нельзя остановить все это? Кому выгод­но, чтобы в наши дома прихо­дили беда, боль, слезы?

   «Ничего, сынок, теперь самое страшное позади», – успокаивает Камиля отец. Сын кивает в ответ. Да, все позади. Не жизнь его расколота на две половины: до и после Спитака.

   – До того, что со мной слу­чилось, я не особенно задумы­вался. Ну, живу – живу, здо­ров. А сейчас, многое испытав, очень хочу жить. Жить хорошо, по-человечески. Простой, нормальной жизнью. Полноценной. Чтобы у меня был дом, была любимая, была работа.

   Первостепенная задача для ме­ня сейчас – встать на ноги. У меня все есть. В каком смысле: образование, стремление к жиз­ни, близкие люди, о родителях, их поддержке я уже не гово­рю – так она велика. Мой са­мый близкий друг не подвел моей уверенности в нем – не бросил в беде. Моя подруга не забыла меня. Она всегда со мной. Ее поддержка – силь­нейшее дело. Когда у меня опускается голова, она обязательно поднимает настроение.

   У меня есть желание работать. Не знаю, смогу ли я вернуться в правоохранительные органы, но думаю, со своим дипломом юриста смогу приносить людям пользу. Главное – встать на ноги. Любой ценой. Мне всего 25 лет. Вся жизнь впереди.

   Конечно, обидно, что все мои планы и в работе, и в личной жизни перечеркнуты. И иногда бывает тяжело. Такая травма… Первое время я думал: не име­ли они права посылать туда нас – четвертый курс, выпускников. А потом рассудил – кого же еще посылать? Третий курс был за­действован, а первый-второй – они еще не умеют ничего. Но, раз уж случилась, надо выкарабкиваться.

   И не пищать. Почему я так говорю? Перед Спитаком к нам приезжал начальник политотдела. Ребята начали рапорты подавать о семейном положении, об от­правке – дома жены уже ус­тали переживать и сами вымо­тались.

   Тогда он рассказал одну ис­торию про Макаренко. Из неё мне запомнились слова: «Мужи­ки, попрошу вас не пищать…».

   Он просыпается утром и пер­вое, что видит – станок Дикуля. Потом взгляд скользит по белой трубе с ремнями… День расписан по часам; с утра час – на станке, потом – ходьба, по­том – «велосипед», потом – пресс и снова – «велосипед»… Перерыв на обед – час, как у всех работающих. И с 10 утра до 4 вечера звучит в доме Юмаевых веселая музыка – Камиль любит музыку, с ней заниматься легче. Много читает – особенно юридическую литературу, чтобы не забыть и не отстать. Пристрастился к телевизору.

   Но иногда охватывает такое отчаяние… Камиль закроет глаза, стиснет руки: «Пап, я больше не могу…». А через минуту уже смеется: «Разве похож на больного?»

   – Самое главное – это вера. В свои силы, в лучшее будущее. Без веры жить нельзя. Душа опустеет. Не потянешь на многое.

   Сейчас у молодых людей, вступающих в жизнь, складывается такое впечатление, что все у нас плохо. Поэтому думают: буду жить так – сегодня прожил и ладно, в завтра – бог с ним. Я считаю, надо жить не одним днем, думать о будущем, о людях, которые тебя окружают. Надо всегда оставаться человеком. В любой ситуации.

   Удивительные глаза у этого парня. Всё понимающие, все знающие. Видевшие и горе, и смерть, и муки, и радость, и любовь, и сострадание, и не утратившие человеческого тепла. Камиль Юмаев не сдаётся. Он верит в себя и в тех, кто рядом с ним.

 О. Медведникова.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *