Подвиг. Нюра

Анваер, С. Подвиг : быль / С. Анваер. — Текст: непосредственный

// За урожай. — 1960. — 12 июня. — С. 3.

 

   Я врач и пишу не рассказ. Это быль. Вот уже восемнадцать лет прошло после памятного, тяжелого и грозного 1941 года… Но до сих пор, когда заходит разговор о героизме, предо мною возникает одна страшная ночь того года.  …Неумолчный грохот канонады, вражеские самолеты над головой; багровое зарево пожаров. И девочка, появившаяся из тьмы ночи. Девочка в красном сарафане, белой в черную полоску кофточке и рваных тапочках на босу ногу. Ей, с ее курносым, облупившимся от солнца носиком и смешными тонкими, загибающимися в дугу косичками, нельзя было дать больше десяти — двенадцати лет.

   Мы только что оставили Смоленск, полуразрушенный, с опустевшими зданиями. Из выбитых окон ветер выносил пепел сожженных бумаг.

   Госпиталь разместился в лесу, в летних постройках, предназначенных для пионерского лагеря. Раненые поступали беспрерывно, и весь медицинский состав не выходил из перевязочной и операционной.

   Измученные врачи стали по одному выходить из помещения, чтобы отдышаться. Наступила и моя очередь. Я вышла на темное крыльцо и с наслаждением вдохнула прохладный ночной воздух. Здесь не было слышно стонов и криков ране­ных, не было видно крови. Но над лесом на западе полыхало зарево, будто окровавлено было и небо…

   Я смотрела на запад, вслуши­валась в неумолчный грохот близкого боя и не заметила приблизившейся ко мне малень­кой фигурки.

   — Тетя, вы не можете посмотреть мои руки? Они очень болят. Пожалуйста, тетя, — раздался хрипловатый детский голос.

   — Что?!

   Перед моими глазами встали сотни раненых: со смертельны­ми ранами в груди, животе, го­лове; пятилетний мальчик, ко­торому я перевязывала сосуды на оторванных до бедер нож­ках… А тут у кого-то болят руки. Просто болят. Разве сейчас можно обращаться с этим? Но девочка доверчиво стояла около меня, и, взяв ее за пле­чо, я повела по темному кори­дору туда, где лежали прямо на полу раненые и где горел свет.

   Едва мы вошли, как послы­шались возгласы, навстречу де­вочке потянулись руки, подня­лись бледные, искаженные стра­данием, но приветливые лица.

   — Это она, она!

   — Спасительница наша!

   Девочка со смешными косичками растерянно стояла, спря­тав руки за спину. Ее смущало это всеобщее внимание, по бледному лицу растекался гу­стой румянец, сразу спрятав­ший россыпь веснушек.

   — Что случилось с ребён­ком? — услыхала я голос главно­го хирурга.

   Девочка протянула хирургу руки.

   Что такое? На узких ладонях остались только обрывки кожи. Между ними и сгустками крови тускло поблескивают сухожи­лия. Пальцы с обломанными ногтями тоже покрыты засох­шей кровью и судорожно сог­нуты. Распрямить их девочка, по-видимому, не могла.

   — Как это случилось? — спро­сил хирург, но девочка молча­ла. Только переступив вместе с ним порог перевязочной, она проговорила тихо:

   — У весел очень толстые ру­коятки, и они были мокрые. А из солдат никто не мог грести, пришлось мне.

   Девочку положили на опера­ционный стол, и главный хи­рург сам занялся ее руками.

   Глаза у девочки сделались круглыми от испуга, лицо по­бледнело еще больше, и я не могла оторвать от него взгляда, пока его не закрыла наркозная маска…

   Прошли годы. Либо это они стерли из моей памяти фами­лию девочки, либо тогда я не спросила о ней. Но никогда мне не забыть того, что я узнала в ту ночь.

   Девочка, звали её, кажется, Нюра, приехала в Смоленск пе­ред самой войной помочь забо­левшей бабушке. Как-то так сложилось, что, кроме нее, это­го некому было сделать.

   Вообще-то она жила под Мос­квой и только что окончила пя­тый класс. Эвакуироваться из Смоленска они с больной ба­бушкой не смогли. Потом в дом попал снаряд, и бабушку убило. Ничто уже не держало Нюру в Смоленске. К городу подходил враг. Нюра решила переплыть Днепр на спрятан­ной в известном ей месте лод­ке. Разыскивая лодку, она уви­дела лежащих на земле ране­ных. Никто из них не мог хо­дить. Кто стонал, а кто и вовсе был без сознания. Верно, при­тащил их сюда под высокий берег санитар, а потом пошел за следующими и был убит по дороге.

   Нюра отвязала лодку и спро­сила, кто может в неё забрать­ся. Никто не мог, хотя двое попытались это сделать. С не­вероятными усилиями девочка волоком затащила двоих в лод­ку. Раненые, скрипели зубами от боли, но молчали. Лодка осела в воду.

   — Остальных взять не могу, — сказала девочка.

   Один из оставшихся на бере­гу громко застонал.

   — Я приеду за вами, — пообе­щала Нюра.

   — Приезжай, приезжай, дочка. Смерть нам, если тут останем­ся.

   — Да разве она вернется? — глухо сказал кто-то.

   Не широк Днепр на Смолен­щине. Но ведь ночью любая ре­ка кажется безбрежной. Да и ночь эта не была обычной. Шел бой, рвались снаряды, го­род горел. Где-то здесь, совсем рядом, был враг, а на реке, ос­вещенной заревом пожаров, лодку было хорошо видно.

   Мне неизвестно, что было на душе у девочки, когда она со­вершила свой подвиг. Чем вычерпывала она воду из рассох­шейся лодки? Как сумела, сно­ва и снова переплывая Днепр, разыскать то место, где лежа­ли раненые? Откуда хватило у нее сил перетащить сперва в лодку, а потом из лодки на бе­рег восемнадцать взрослых бес­помощных мужчин? Руки-то она наверняка сбила еще во время первого рейса…

   После перевязки хирург сам вынес Нюру из перевязочной. Бросил на носилки свою ши­нель, опустил на нее девочку, осторожно пристроил забинто­ванные, похожие на две белые куклы руки и велел эвакуаци­онной сестре отправить девочку в тыл с первой же машиной.

   — В жизни ничего подобного не видел! — пожал плечами хи­рург и ушел обратно в перевя­зочную. Последние его слова относились, по-моему, совсем не к рукам девочки…

   Но когда утром пришли ма­шины, мы не смогли найти Нюру. Один из раненых сказал:

   — Она с полчаса как ушла. Сказала, что ноги-то у нее це­лые, а в машинах мест и ле­жащим не хватает.

   В тот же день нашему гос­питалю пришлось двинуться на восток. Сидя в кузове грузови­ка, я все смотрела кругом, на­деялась увидеть красный сара­фанчик. Но увидеть мне его так и не пришлось…

   Ей, той девочке, теперь уже, должно быть, лет тридцать, и когда я слышу о женщинах — героях труда, всегда думаю: мо­жет быть, среди них и она, та девочка из-под Смоленска…

 

Софья Анваер.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *