Медведникова, О. «Только он не вернулся из боя…» / О. Медведникова ;
фото С. Сеитова. — Текст : непосредственный.
// Путь октября. — 1996. — 15 февраля. — С. 3.
Когда Юрку Ежова провожали в армию, он долго на гармошке играл. Все уже в автобус сели, а он — играет. Мать подталкивать стала: «Юр, да Юр, садись, тебя ждут». А он говорит: «Мам, ну, дай наиграюсь, может, последний раз!».
Год не прошел, как забрали его в армию, мать ждала-поджидала младшенького сыночка из семерых своих детей. Говорила: «Он ведь у меня смеется: «Мам, я последний — все мое будет». А я ему: «И я — твоя».
Тут как-то в сентябре свитера в сельмаг завезли, тетя Настя с внуком и собралась за покупкой: «Пойдем, дяде Юре обнову купим». Глядь — по улице черные «Волги», другие машины, к их дому поворачивают. Побежала — ног не чуя, затряслась: «Что случилось? Что?». Тут директор совхоза, тут — военком и другие, незнакомые успокаивают, мол, все в порядке. А потом военком обнял за плечо и говорит: «Мать, погиб твой сын». Тут она и рухнула.
— Привезли другого сына, врача, уколы мне делают. А я то и дело падаю. Ничего на кладбище не помню. Ничего. Вроде, опускают гроб — и опять сознание потеряю.
4 сентября 1986 года Юрий Ежов из д. Самойловки погиб при исполнении воинского долга в Республике Афганистан. Привезли его в цинковом гробу, что там было — никто не видел. От командования, партийной и комсомольской организации части прислали соболезнование и опись имущества погибшего: мыло солдатское, мыльница, зубная паста, зубная щетка… — всего 6 наименований. Обелиск, орден Красной Звезды и медали, «похоронка», не пригодившееся удостоверение тракториста-машиниста третьего класса да 60 рублей пенсии — вот и все, что осталось от Юры.
— На двоих мы с ним, — мать кивнет на фотографию на стене, — 217 тысяч получаем.
А пенсии — второй месяц нет. А тете Насте Ежовой — восьмой десяток. Скотину держать сил не хватает, чтобы там молоко, сметана, яйца свои были. За всем надо в магазин идти. Да не с чем — даже на молоко не хватает. Из своей еды — одна картошка. Первое время, после гибели Юры, часто приезжали гости: из горкома, из совхоза, из сельсовета — тетя Настя всех и не вспомнит. Привозили подарки, гостинцы к праздникам. А теперь — дорогу забыли.
— Да мне бы пенсии хватило, мне и не надо ничего. Я и просить-то боюсь ходить, — скажет тетя Настя. — Мне ответят, а я не расслышу — глухая, переспрошу — а вдруг осерчают? Ох, нет. И ты, дочка, смотри, не пиши, что я прошу — вдруг кто рассердится на меня. Мне бы только пенсию вовремя…
Есть на окраине д. Муллагулово дом, который от всех прочих отмечает то, что прибиты на нем рядом две мемориальные доски. Одна гласит, что в этом доме живет ветеран Великой Отечественной войны Нургалей Якупович Каримов. Другая — что здесь жил воин-интернационалист Минигарей Нургалеевич Каримов, погибший в Афганистане при исполнении воинского долга. Седой отец, закончивший войну в Кенигсберге в составе 81-й гвардейской танковой дивизии («Иосифа Сталина!» — воскликнет Нургалей-абый) пережил сына, как две капли воды похожего на него в юности, на том старом портрете 1945 года. И теперь отец на своем парадном пиджаке, рядом с собственными наградами носит сыновние: орден Красной Звезды и медаль «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа».
Этот деревенский, ничем не примечательный мальчик, Минигарей Каримов, попал в один из первых «афганских» призывов. В 1980 году он погиб. Летом. Привезли кареглазого 19-летнего юношу в цинковом гробу в самую пору сенокоса, когда все в природе цветет, дышит, наслаждается жизнью. Похоронили на сельском кладбище.
— Мы написали письмо в часть: ответьте — как погиб сын, — рассказывает Нургапей Якупович. — Пришло письмо, что напали душманы и 57 человек наших «положили», а Минигарей из орудия стрелял, орудие сожгли. Я написал тогда Устинову, он был министр обороны: как мне теперь быть, сына нет, за что он погиб, кто будет мне опорой в старости? Ответ был такой: Закона, чтобы помогать семьям погибших, нет. Ну, так мы помощи никакой не видели, и
не видим. Ни колхоз, ни сельсовет — нет, никто не приходит, не спрашивает: как живешь? А я кому пойду скажу? Кому я нужен? Ладно, сам в состоянии дрова, сено заготовить, скотину держать. Как дальше будет — не знаю.
Вышел Нургалей Якупович на улицу провожать нас, долго стоял в одном свитере у дороги, смотрел вслед. Сказал на прощание:
— Вы, когда время будет или случай, — зайдите ко мне, заезжайте. Спросите, как дела? Я радоваться буду, что навестил кто-то…
О. Медведникова.
Нургалей Якупович Каримов: «За что погиб мой сын?»
Фото С. Сеитова.